«Цена газа – это фундаментальный вопрос для всей экономики»
Поражение правых на думских выборах, резкое усиление патерналистских настроений в обществе и атака на ЮКОС уже вызвали множество мрачных прогнозов о перспективах экономического развития России. Однако, по мнению председателя Комитета Совета Федерации по финансовым рынкам и денежному обращению Сергея Васильева, такие оценки преждевременны. Экономист, запускавший вместе с Егором Гайдаром и Анатолием Чубайсом экономические реформы в начале 1990-х годов, считает, что сейчас у России есть шанс сделать качественный реформаторский скачок.
«Ко»: Как вы оцениваете итоги думских выборов? Насколько новый состав Госдумы будет предрасположен к проведению экономических реформ?
Сергей Васильев: Очевидно, что новый состав Думы будет делать то, что ему предложат из Кремля. При этом, на мой взгляд, реформы могут быть очень радикальными. То, что не удавалось сделать в прошлой Думе, в частности отменить нефинансируемые социальные мандаты, при новом составе становится вполне реальным. Обратите внимание, что в мае – июне 2000 года, на послевыборной волне, был предпринят целый ряд весьма радикальных мер, в том числе и в экономике. Сейчас складывается схожая ситуация. Дума свеженькая, депутаты о следующих выборах еще не думают… Президент имеет сверхвысокий рейтинг. Так что сейчас самое время для нового реформаторского рывка. Есть и еще один момент: Дума пока не очень четко структурирована, работать с ней относительно легко. Через год все может измениться. Поэтому если делать какие-то радикальные шаги, то откладывать нельзя. Более удобной возможности не будет.
«Ко»: Какие реформы, на ваш взгляд, могут стать первоочередными?
С.В.: Я думаю, что важнее всего при любой логике проведения реформ отменить нефинансируемые социальные мандаты и провести пакет законов по муниципальной реформе. Оба вопроса достаточно противоречивы, для их решения потребуется проявить максимум политической воли.
«Укрупнение регионов – идея неправильная»
«Ко»: В своем прошлом интервью «Ко» в начале прошлого года вы говорили, что муниципальная реформа и связанная с нею реструктуризация ЖКХ остановились из-за сопротивления региональных групп интересов – не секрет, что большая часть теневых доходов властей регионов приходится как раз на использование жилищно-коммунальных субсидий. В качестве инструмента давления на регионы правительственные чиновники все чаще упоминают идею сокращения числа субъектов Федерации. Как вы относитесь к этой идее?
С.В.: На мой взгляд, это неправильная идея. Товарищ Сталин в свое время не случайно нарезал около 70 областей. Причина проста – два десятка «генерал-губернаторов» легко могут объединиться против центральной власти, а вот 70 первых секретарей обкомов договориться в принципе неспособны.
Существуют и другие аргументы в пользу существующей системы административного деления России. Например, в центральных областях России большинство областных городов – это бывшие губернские центры, так что нынешние субъекты Федерации обладают исторической целостностью. Есть и другой аргумент: в течение дня из областной столицы можно съездить в любой районный центр и наоборот. Это принципиально важно с точки зрения управляемости. Укрупнение разом перечеркивает все эти плюсы.
Теперь подумайте, какой будет цена этой реформы. Во всех регионах уже сформировались свои элиты. Есть слабые области со слабыми элитами – к примеру, тот же Коми-Пермяцкий автономный округ, – которые можно присоединять к иным субъектам Федерации. Однако в подавляющем большинстве случаев объединение субъектов Федерации приведет к большим статусным и материальным потерям для региональных элит. Чтобы сломить их сопротивление, потребуются огромные усилия. Ведь фактически ломать придется административные структуры, выстроенные еще в царское время. И спрашивается – ради чего? Говорят, чтобы сэкономить бюджет. Но есть масса других менее болезненных способов экономить госрасходы. Кроме того, известно, что у нас любая реорганизация приводит не к сокращению, а к росту аппарата. Если мы области объединим, то вскоре выяснится, что необходимо новое промежуточное звено. Какие-нибудь округа. Кстати, подобная трехзвенная схема управления уже внедрялась в 1920-е годы, но быстро доказала свою неработоспособность.
«Ко»: В любом случае у центра в руках остаются федеральные субсидии по ЖКХ. Можно ли использовать этот рычаг для запуска реформы?
С.В.: В действительности регионы получают довольно мало целевых субсидий. И по очень ограниченному перечню специальных оснований – на передачу ведомственного жилья и социальных объектов и на жилищные субсидии малоимущим семьям. Обусловить же получение трансфертов снижением издержек по ЖКХ пока никто не предлагал. Дело в том, что уровень издержек жестко привязан к структуре отрасли. В принципе заставить снижать издержки нетрудно, но в условиях отсутствия конкуренции это будет приводить не к росту эффективности, а к недофинансированию и авариям. Возможно, единственный выход – организация политической кампании, превращение реформы ЖКХ в основной императив региональной политики. Учитывая, что в следующие четыре года будет происходить массовая замена глав регионов, этот вариант запуска реформы может быть реализован довольно успешно.
«Выбор цены на газ – вопрос стратегический»
«Ко»: Как в таком случае вы оцениваете фактический отказ от реформы «Газпрома», не скажется ли это на темпах реструктуризации ЖКХ, реформе энергетики?
С.В.: На мой взгляд, «газпромовская» реформа не так важна в силу хотя бы того, что газовая отрасль в России сверхконцентрирована. Там просто нет такого, как в нефтянке, количества месторождений и как следствие мало независимых производителей. С точки зрения конкуренции основная проблема – это попутный газ, добываемый нефтяными компаниями. Десять лет назад с этим сырьем была настоящая беда, все сжигалось в факелах. Сейчас часть этого газа все-таки пустили в трубу.
Как мне представляется, основная проблема и фундаментальный вопрос для всей экономики страны – это внутренняя цена газа. Газ – основное топливо в стране и основной экспортный товар. Поэтому выбор между высокими и низкими ценами на этот товар в России – вопрос стратегический.
Низкие цены – это поощрение энергоемкой тяжелой промышленности, прежде всего металлургии и химической отрасли, которые к тому же интенсивно загрязняют окружающую среду.
Высокие внутренние цены на газ стимулируют развитие неэнергоемких отраслей промышленности, прежде всего машиностроения, поощряют внедрение энергосберегающих технологий, в том числе в ЖКХ. Другая сторона этого процесса – рост доходов бюджета за счет повышения налогообложения газодобычи. Кстати, в России сейчас это главный способ изъятия природной ренты. В результате появляется возможность снижения остальных налогов.
«Ко»: Кстати, о природной ренте. Как следует из модных ныне разговоров об изъятии природной ренты, в качестве основной цели подобной операции подразумеваются нефтяные компании. То есть борьба идет исключительно с нефтяным лобби и как-то в стороне остались, например, алюминиевые компании, активно использующие дешевую российскую электроэнергию…
С.В.: Алюминиевый бизнес в Сибири построен на гидроэнергетике, а в гидроэнергетике цена киловатта намного ниже, чем на тепловых станциях. В свое время была предпринята попытка ввести аналогичный газовому акцизу налог на гидроэнергию. Он просуществовал даже целый год, но впоследствии был отменен усилиями алюминиевого лобби. Кстати, лидер блока «Родина» Сергей Глазьев, сделавший себе политическую карьеру на природной ренте, тему изъятия ренты в гидроэнергетике почему-то тщательно избегает. Но, гидроэнергетика, несмотря на свою значимость для отдельных отраслей, погоды в российской экономике не делает.
«Ко»: А к каким последствиям приведет рост цен на газ?
С.В.: Прежде всего к дифференциации отраслей по признаку энергоемкости. Сразу же просядут тяжелые энергоемкие отрасли, и наоборот: отрасли с низким потреблением энергии получат дополнительный импульс. Учитывая, что сейчас рост в основном обеспечивает энергоемкая промышленность, это может означать снижение общих темпов экономического роста. Но такова неизбежная цена. Осуществить диверсификацию без потери темпов невозможно, так же как войти в поворот, не снизив скорость.
С другой стороны, вспомните, как резко увеличились темпы роста в 1999 году. В условиях сильнейшего шока, когда никто не ждал от российской экономики хороших новостей, промышленность резко пошла вверх просто за счет изменения ценовых пропорций в экономике. В случае с газовыми ценами у нас есть возможность управлять процессом, сделать его более плавным. Реформа электроэнергетики в этой связи может сыграть роль компенсаторного механизма. Цены на газ будут толкать энерготарифы вверх, а конкуренция станет снижать это давление.
Рост цен на газ будет стимулировать и инвестиции в российскую электроэнергетику. Возьмем, к примеру, условную ГРЭС, на которую приходит потенциальный инвестор. Для него имеет принципиальное значение, сколько он сэкономит за счет инвестиций в энергосбережение – 5 или 10 руб. с кубометра газа. Если пять, то он не придет, а если десять – прибежит. Поэтому, пока газ ничего не стоит, экономить его глупо, модернизации электроэнергетики не будет. То же относится и к жилищно-коммунальному хозяйству.
«Ко»: Почему же тогда «Газпром» последовательно блокирует реформирование отрасли, предусматривающее внешне выгодный для компании рост цен на газ?
С.В.: За долгое время общения с «Газпромом» я смог найти для себя только одно тому объяснение – при низких внутренних ценах в компании сохраняется перекрестное субсидирование и соответственно обеспечивается ее непрозрачность. В «Газпроме» обожают разговоры о том, какие они бедные, что у них нельзя забирать экспортную выручку, иначе они не смогут компенсировать убытки, которые несут на внутреннем рынке. Как только внутренняя цена газа вырастет, как только внутренний рынок станет источником новых доходов, сразу же придется отдать доходы от экспорта государству.
«Ко»: Как в таком случае будут складываться отношения между «Газпромом» и электроэнергетикой, пока политического решения о росте цен на газ не принято?
С.В.: Рынок электроэнергии не в состоянии существовать без рынка газа. Сейчас Анатолий Чубайс еще может решать с Алексеем Миллером, куда и сколько направлять газа. Но как только появятся генерирующие компании, сразу же возникнет серый газовый рынок. Причем в условиях заниженной цены на газ начнется торговля административным ресурсом, поскольку газовая монополия у нас квазигосударственная. В этом есть только один плюс – такая ситуация будет стимулировать переход к рынку газа. Сколько продлится все это, пока неясно. Ясно другое: не приняв решения по вопросу о ценах на газ, механизм роста, основанный на диверсификации экономики, запустить вряд ли удастся. Потенциал роста ресурсных отраслей почти исчерпан, в перспективе о 10% годового роста ВВП можно говорить только в том случае, если будет сделана ставка на обрабатывающую промышленность с высокой долей добавленной стоимости.
В связи с темой роста еще постоянно муссируется вопрос нехватки трудовых ресурсов. На мой взгляд, это полная чушь. У нас примерно половина трудовых ресурсов в экономике не используются. В первую очередь это касается занятых в немодернизированных секторах экономики. Там создается не положительная, а отрицательная добавленная стоимость. Все «старые» сектора – пожиратели добавленной стоимости, создаваемой в рыночных отраслях. Это означает, что занятые в них люди ничего не производят, они де-факто безработные, но в то же время представляют собой основной ресурс экономического роста. При этом подавляющее большинство этих трудовых ресурсов сосредоточено в средних и малых городах так называемых депрессивных регионов. И единственный выход – развитие там обрабатывающей промышленности. Причем механизм этого развития может быть легко запущен. Капитал, растекаясь по стране, ищет где «глубже». Пока он идет в добывающие отрасли, но их ресурс, как я говорил, почти исчерпан. ПЗ «Частники всегда умнее государства…»
«Ко»: Можно ли сейчас предсказать, какие отрасли первыми почувствуют к себе интерес со стороны капитала и станут лидерами роста на новом этапе?
С.В.: Если у нас будет рост, то рост инвестиционный. И вначале он наверняка окажется сфокусированным в машиностроении. Кстати, оно уже довольно неплохо растет. Дальше предсказывать сложно, «сыграть» может любая «ставка». Очень вероятно, что это будет одна из экспортоориентированных обрабатывающих отраслей. В стране уже достаточно людей, которые получили бизнес-образование за рубежом и в состоянии вполне уверенно просчитать, какой товар может пользоваться спросом на международном рынке. В этом смысле последние 15 лет потрачены не зря.
«Ко»: А как, на ваш взгляд, этот рост распределится территориально?
С.В.: Сейчас крупные города играют непомерно большую роль в экономике страны. Подобная ситуация неизбежно станет меняться, и проходить этот процесс будет не всегда безболезненно. Возможно, сейчас самое время для запуска специальных программ, которые помогли бы российской провинции и капиталу наконец встретиться. Для этой цели провинцию просто необходимо сделать инфраструктурно более доступной. Нужно вкладывать деньги в региональную авиацию, дороги, связь, местное образование. Все это будет востребовано уже в ближайшее время.
«Ко» Что вы имели в виду, указав на то, что процесс перераспределения экономического влияния между регионами не будет происходить безболезненно?
С.В.: Возьмем самый яркий пример – Москву. Затяжной экономический бум и рост цен на недвижимость не могут продолжаться бесконечно. Дестабилизация созданной здесь «пирамиды» недвижимости может стать серьезным фактором при перераспределении финансовых, интеллектуальных и трудовых ресурсов. Когда Москва утратит нынешнюю сверхпривлекательность в качестве объекта инвестиций, в бой за них пойдут регионы.
«Ко»: Может ли кризис рынка недвижимости спровоцировать банковский кризис, как это произошло в середине 1990-х годов в Японии?
С.В.: Наши банки пока не так сильно зависят от ипотечных операций, а сами операции являются краткосрочными и поэтому несут в себе меньше рисков. По этой причине кризис на рынке недвижимости вряд ли сильно повлияет на банковскую систему. Гораздо более опасной с точки зрения потенциальных проблем в финансовой системе является увеличение объема акций и облигаций в портфелях банков. Наш фондовый рынок, к сожалению, сильно зависит от мировой экономической конъюнктуры, и если цены на нефть упадут, то портфели ценных бумаг в активах банков существенно обесценятся. Именно это может послужить детонатором банковского кризиса.
«Ко»: Какие еще риски для российской экономики вы считаете наиболее значимыми на ближайшие годы?
С.В.: Весьма существенная проблема – валютные риски. В условиях зависимости экономики от мировых цен на нефть плавающий курс рубля – это единственно возможная политика. От валютного кризиса Россия сейчас защищена большими резервами Центробанка. Однако при падении цен на нефть девальвация рубля создаст проблемы тем банкам, которые приняли на себя слишком большие валютные риски. Наряду с этим при изменении внешнеэкономической конъюнктуры могут произойти резкие перемены и в потоках капитала. Сейчас капитал интенсивно к нам притекает, но при неблагоприятной конъюнктуре он начнет столь же интенсивно утекать.
Чтобы избежать подобного развития событий, Центробанк в рамках нового закона о валютном регулировании предлагает ввести ряд ограничений экономического характера по капитальным операциям. На мой взгляд, их эффективность в реальных условиях окажется невысокой. Опыт 1998 года показал, что в России частники всегда умнее государства. Банки учуют кризис быстрее ЦБ, и те, кто реально озабочен сохранностью капитала, успеют вывезти деньги за рубеж. Гораздо правильнее сейчас заняться профилактикой по линии банковского надзора. Во-первых, ограничить объем ценных бумаг в портфелях банков. Во-вторых, заставить банки соблюдать четкое разграничение валютных и рублевых балансов. Правда, у последней меры есть один недостаток: в подобном случае банки будут вынуждены переложить валютные риски на заемщиков, что увеличит стоимость кредита. Но это уже основополагающая особенность экономик, зависимых от сырьевого экспорта.
«Ко»: Если фондовый рынок и банки столь ненадежны, то как вы посоветуете инвестировать пенсионные вклады?
С.В.: На мой взгляд (и это не входит в противоречие с тем, что я сказал раньше), наиболее надежный способ инвестирования пенсионных средств – корпоративные ценные бумаги. Как известно, акции в краткосрочной перспективе могут падать, но потом начинают расти. Если удачно выбран портфель, в долгосрочной перспективе (15 – 20 лет для пенсионных сбережений) – это наиболее надежный способ сохранить и приумножить трудовые накопления.
«Ко»: Однако пока рынок пенсионных вкладов оказался фактически монополизирован Внешэкономбанком, куда переданы счета всех «молчунов». При этом в перечень инвестиционных инструментов, разрешенных ВЭБу, акции не включены.
С.В.: И это замечательно. Доходность по гособлигациям и другим инструментам, в которые ВЭБу разрешено вкладывать средства, очень невысокая и таковой наверняка останется. Тот, кто действительно обеспокоен судьбой своих накоплений, очень скоро заметит, что вклады в ВЭБе растут существенно медленнее вкладов в частных управляющих компаниях, которые более свободны в выборе инвестиционных инструментов. Постепенно люди начнут выводить свои вклады из ВЭБа, и это будет происходить тем быстрее, чем выше будут доходы частников. Однако и здесь есть подводный камень. Пока вкладов у частных фондов немного, у них нет серьезных проблем с их инвестированием. Как только к ним пойдет вал новых клиентов из ВЭБа, сразу же выяснится, что в стране не хватает инвестиционных инструментов. Рынок ГКО и еврооблигаций будет быстро вычерпан ВЭБом, а рынок корпоративных ценных бумаг окажется очень «тонким» и ограниченным по числу эмитентов. Поэтому уже в ближайшей перспективе необходимо смягчить ограничения по вложениям пенсионных средств за рубежом.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
