Top.Mail.Ru
архив

Москва, звонят колокола

С одной моей дальней родственницей случилась чудесная рождественская история. Аккурат перед Новым годом наш общий президент решил пообщаться с народом посредством громкой телефонно-телевизионной связи. Судьба-телефонистка, как попугай, вытаскивая из тысяч попыток дозвониться до президента несколько счастливых, выбрала мою дальнюю родственницу. Та пожаловалась президенту на судьбу: ее маленький ребенок давно и серьезно болен, а ни местные сельские врачи, ни губернские, ни даже столичные ничего не могут сделать. Через час, как рассказывает свежее семейное предание, к ее дому подомчалась в сопровождении милицейской машины карета скорой помощи, и ребенка увезли лечить – сначала в областной центр, а потом и в Москву. 

Певцу Александру Новикову, написавшему открытое письмо президенту сразу после Нового года, в котором он жаловался на засилье голубых огоньков в телевизионную новогоднюю ночь, повезло гораздо меньше. Никто, ни один ухо-горло-нос не бросился по призыву постояльца радио «Шансон» спасать наш народ от Киркорова, Пугачевой, Галкина и Верки Сердючки. И даже когда гордому барду предоставили на НТВ эфир, в котором он мужественно бился на дуэли с Лолитой, президент все равно остался глух и нем. Кто знает, может, в машине у главы государства играет не «Таганка» с «Владимирским централом», а звучит дуэт двух подставных барышень – Верки Сердючки и ГЛЮКозы. Может, его засекреченным дочерям нравятся пародии Галкина на родного папу. 

На прошлой неделе президенту написала письмо уже большая группа деятелей культуры – от Харатьяна и Татьяны Толстой до Арканова с Романом Козаком. Доведенные до отчаяния «культурной катастрофой», произошедшей в Москве, «непоправимым ущербом», нанесенным «облику столицы России», они обратились к главе государства с призывом спасти город от Лужкова. Грешно, конечно, сопоставлять степени отчаяния, а болезнь маленького ребенка – с архитектурной болезнью мегаполиса, но это тот случай, когда мне по-обывательски хочется, чтобы президент выслал еще одну скорую помощь с милицейским патрулем. 

Не то чтобы я был сильно архитектурно озабоченным юношей и плакал над зданием «Военторга», как над родным сыном. «Хаотическая расчистка городского центра», гибель «сотен живых московских памятников», «разрушение городского ансамбля», уродование построек Мельникова и Жолтовского меня, конечно, волнует, но опять-таки сугубо обывательски. Вряд ли я способен восхититься какой-нибудь лепной деталью, особо характерной для творчества Баженова. Город для меня, как и для большинства в нем живущих, это не учебник архитектуры, а среда обитания. Это вопрос душевного комфорта, а не специальных познаний. «Военторг» был для меня ценен не потому, что завораживал своим обликом. В нем я покупал себе, загодя готовясь к дембелю, новенькую фуражку. Под его козырьком прятался от дождя, а девушка, дрожащая рядом от холода и нежности, рассказывала мне о дельфинах. В старом Александровском саду я гулял, прогуливая пары. В «Детском мире» до сих пор покупаю спайдерменов и октопусов. Город – это сумма маленьких личных историй, и любая перемена в нем требует особой деликатности. 

Мэр Москвы поступает как девушка Амели, которая в пару приемов разрушила жизнь мелкого лавочника. А вроде ничего особого не сделала – подменила зубную пасту тюбиком с обувным кремом, перекодировала телефонные номера в аппарате, подменила ночные туфли. Вроде бы что – тюбик он и есть тюбик, а человек чуть с ума не сошел. Правда, чтобы заметить эту подмену, по городу надо ходить пешком, а не только видеть его из окна служебного автомобиля.

Еще по теме