Серебряные короли
Одна из богатейших в мире династий — семейство Гуггенхеймов — обязана своим несметным состоянием конфузу, приключившемуся в 1881 году с основателем империи Мейером Гуггенхеймом. Тогда Мейер купил за $5000 у своего приятеля принадлежавшую тому треть доли в серебряном руднике, расположенном в Колорадо.
Приехав через пару недель посмотреть на свое приобретение, Гуггенхейм обнаружил, что все рудничные шахты затоплены. Мейера, который сам мог обхитрить кого угодно, обвели вокруг пальца. Однако уже вскоре нечестный продавец кусал локти, а нищие некогда Гуггенхеймы стали мультимиллионерами.
Гуггенхеймы перебрались в Америку из Швейцарии за 34 года до этого памятного события. Для 56-летнего вдовца Саймона Гуггенхейма, в одиночку воспитывавшего сына Мейера и пять дочерей, решение об эмиграции было очень нелегким, но дальнейшее существование в небольшом швейцарском городке Ленгнау сулило Гуггенхеймам безотрадные перспективы. Согласно принятому в 1760 году закону, регламентировавшему жизнь еврейской общины в Швейцарии, иудеям запрещалось «вступать в брак с малообеспеченными гражданами». Каждой невесте полагалось иметь «приданое в размере не менее 500 гульденов», и, хотя Саймон Гуггенхейм владел небольшим магазином, обеспечить таким приданым пять девиц он никак не мог. Более того, из-за отсутствия необходимого количества денег он и сам не мог повторно жениться — на неоднократные просьбы разрешить ему брак с 41-летней вдовой Рэчел Майер власти отвечали отказом «ввиду несоответствия цензу». Тогда Саймон и Рэчел продали все свое имущество и отправились на поиски лучшей жизни в Новый Свет. В конце 1847 года семейство из 15 человек (у Рэчел было семь детей) без гроша в кармане прибыло в Филадельфию.
Бродячий торговец
Мейеру Гуггенхейму в ту пору исполнилось 20 лет. Чтобы прокормить огромное семейство, он вместе с отцом от рассвета до заката, не зная выходных, обходил одну за другой улицы Филадельфии, предлагая домохозяйкам нитки, иголки, тесьму, шнурки и прочую галантерейную мелочь. Потом Гуггенхеймы разделили «сферы влияния», и Мейера командировали «окучивать» близлежащие шахтерские поселки Пенсильвании. Неожиданно выяснилось, что у Гуггенхейма-младшего есть важное преимущество перед остальными коммивояжерами: он в совершенстве владел немецким, а потому воспринимался как свой выходцами из Голландии, составлявшими основное население шахтерских поселков. Буквально за пару месяцев у Мейера образовался довольно обширный круг постоянных клиентов, у которых особым спросом пользовалось средство для чистки кухонных плит, топившихся углем, — новейшей для тех времен бытовой техники. На каждой банке Мейер зарабатывал по одному центу — за месяц набегало до $20, а это были уже неплохие деньги. Однако простенькие арифметические расчеты, произведенные Мейером, весьма его огорчили: ради этих $20 ему приходилось обслуживать две тысячи покупателей, в то время как производитель чистящего средства зарабатывал на одном Гуггенхейме почти в десять раз больше. Недолго думая Мейер попросил одного из своих клиентов, немца-химика , определить состав чистящего средства, после чего сам наладил его выпуск. Гуггенхейм-старший перестал обивать пороги филадельфийцев, встав у «станка» — списанного аппарата для набивки колбас, который приспособили для производства чистящей пасты, а Мейер торговал, получая теперь с каждой проданной банки по восемь центов.
Заработанные деньги Мейер решил вкладывать в еще одну новинку — кофейный порошок. В 1848 году кофе был напитком богачей, и Гуггенхейм решил сыграть на шахтерском тщеславии — ну какому горняку не захочется почувствовать себя богачом?! Мейер покупал самые дешевые кофейные зерна, размалывал их и смешивал с цикорием и другими ароматизаторами. Стоило залить порошок кипятком, и получался довольно крепкий суррогат, вкус которого, кстати, прекрасно знаком и советским ценителям легендарного продукта эпохи застоя — кофейного напитка «Летний». Стоит ли говорить о том, какой бешеной популярностью пользовался этот божественный нектар веком раньше? Короче, к 1852 году торговля чистящим средством и кофейным порошком стала приносить такие деньги, что Мейер наконец смог жениться на своей возлюбленной Барбаре.
Отец семейства
Молодые переехали в пригород Грин Лейн, где Мейер открыл бакалейный магазин, которым и управлял на протяжении 20 лет. В годы Гражданской войны Гуггенхейм существенно поправил свои дела, поставляя северянам обмундирование и продовольствие. Одним словом, к 1873 году Мейер был процветающим оптовым торговцем бакалеей, у которого не было бы причин заниматься каким-либо другим бизнесом, не будь у Гуггенхейма еще одной пламенной страсти: он «плодился и размножался» с таким усердием, что к означенному сроку стал отцом трех дочерей и восьмерых сыновей, старшему из которых, Айзеку, шел уже девятнадцатый год. Подрастающему поколению Мейер твердо намеревался обеспечить хорошую жизнь, а для этого нужно было расширять бизнес.
Тщательно изучив конъюнктуру рынка, Мейер решил заняться производством щелока, игравшего в домашнем хозяйстве роль нынешнего мыла. Купив патент, Гуггенхейм приобрел небольшой завод, и вскоре возглавляемая Мейером American Concentrated Lye Company стала теснить на рынке моющих средств прежнего лидера — Pennsylvania Salt Company. Всполошившиеся конкуренты сначала вчинили Гуггенхейму иск, обвинив его в нарушении патентного права, однако суд иск не удовлетворил. Тогда Pennsylvania предложила Гуггенхейму купить у него завод. Выторговав после долгих переговоров $150 тыс., Гуггенхейм продал завод и никогда больше мыловарением не занимался.
Железнодорожная афера
Вырученные от продажи завода средства могли обеспечить вполне безбедное существование младшему поколению Гуггенхеймов, но Мейером уже овладел азарт. Мультимиллионер Джей Гулд в это время создавал гигантскую железнодорожную систему Missouri Pacific, скупая мелкие железные дороги. Гуггенхейм, проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что одним из звеньев Missouri Pacific может стать небольшая канзасская железная дорога Hannibal & St. Joseph, которая несла постоянные убытки. Конечно, риск ошибиться в расчетах был велик, но Гугенхейм пошел на него, купив за $40 тыс. две тысячи акций Hannibal & St. Joseph.
Расчет Гуггенхейма оправдался полностью. Джей Гулд действительно начал скупать акции Hannibal & St. Joseph, их стоимость резко подскочила, и Гуггенхейм, продав свой пакет акций, получил в итоге прибыль в $300 тыс.
Галантерейщик
Верный себе, Гуггенхейм вложил вырученные средства в очередное дело — импорт кружев из Швейцарии. Современному обывателю этот бизнес кажется экзотическим, но во второй половине XIX века кружева были обязательным элементом одежды представительниц слабого пола всех возрастов — от девочек до почтенных матрон. Подвигнул Гуггенхейма на новое занятие один из швейцарских родственников жены, который наладил машинное производство кружев. Присланные им образцы галантереи разлетелись в Филадельфии в мгновение ока, и, увидев это, Мейер без раздумий отправил в Швейцарию четырех старших сыновей, чтобы те учились кружевному делу надлежащим образом, а сам, взяв в партнеры некоего Мориса Пулавски, организовал фирму, которая продавала кружева на американском рынке. Дела пошли столь успешно, что в 1877 году Гуггенхейм выкупил долю Пулавски, вызвал из Швейцарии сыновей и преобразовал компанию в семейное предприятие M.Guggenheim’s Sons, в котором каждому из семи сыновей досталась одинаковая доля. (Восьмой сын, Роберт, трагически погиб в 11-летнем возрасте, упав с лошади.)
К началу 80-х годов импортеры кружев, у которых практически не было конкурентов на американском рынке, стали процветающими бизнесменами. Состояние самого Мейера достигло $800 тыс. О большем Гуггенхейм не смел и мечтать, но тут с ним и приключился конфуз, о котором мы упоминали в самом начале.
Колорадский клад
Обнаружив затопленные шахты, Гуггенхейм повел себя, по мнению сыновей, неадекватно. Он выкупил долю у одного из двух оставшихся партнеров и, таким образом, взял под контроль два колорадских рудника — A.Y и Minnie. Затем купил четыре нефтенасоса и принялся откачивать из затопленных шахт воду. На это ушло $25 тыс. На восстановление крепи и прочие ремонтные работы Гуггенхейм потратил еще $20 тыс. Тем не менее на шахтах добывалось лишь 50 тонн породы против 200 ежедневных тонн до затопления. Управляющий шахтами бомбардировал Гуггенхейма телеграммами, требуя дополнительных средств на модернизацию. Израсходовав на злополучные шахты более $70 тыс. и не получив практически никакой отдачи, Гуггенхейм уже всерьез подумывал о том, чтобы продать дело, когда из Колорадо пришла очередная депеша. Управляющий сообщал, что обнаружены сереброносная жила и залежи свинца.
На Гуггенхейма свалилось неслыханное богатство — A.Y и Minnie приносили ему ежегодно по $750 тыс. К 1888 году на рудниках добыли 9 млн унций серебра и 86 тыс. т свинца. Но тут в голову ему пришла очередная идея. Он решил построить собственный плавильный завод, поскольку тарифы денверской плавильни, где перерабатывалось руда, были, по мнению Гуггенхейма, грабительскими. Собственная плавильня в Пуэбло обошлась Гуггенхейму $500 тыс. Ровно такую же сумму составили в первый год работы ее убытки — рабочие завода бастовали против 12-часового рабочего дня, не хватало квалифицированных специалистов, никуда не годилось управление. Мейер объявил аврал, собрал семейный совет и предложил своим партнерам-сыновьям свернуть «кружевной» бизнес и целиком сосредоточиться на горнорудном деле. Сыновья подняли бунт: по их мнению, новое начинание грозило им полным разорением. Старый Гуггенхейм, заявив сыновьям, что, торгуя галантереей, мировой известности не добьешься, настоял на своем и, как всегда, оказался прав, потому что два года спустя конгресс разрешил казначейству покупать ежемесячно 4 млн унций серебра. Стоимость серебра подскочила с 90 центов за унцию до $1,25, и плавильный завод Гуггенхейма стал давать ежемесячно $60 тыс. прибыли.
Теперь уж Гуггенхеймы выжимали из своих предприятий все до цента. Если шахтеры бастовали, то тут же нанимались штрейкбрехеры, которые работали под присмотром организованной Гуггенхеймами милиции. Судиться с Гуггенхеймами было бесполезно — у них все было схвачено, и ни один иск против них никому не удалось выиграть.
Поверженный Голиаф
В начале 90-х Мейер поставил перед сыновьями новую задачу — M.Guggenheim’s Sons должны стать ведущей горнорудной компанией на всем Американском континенте. Первым этапом в достижении этой цели должно была стать экспансия в Мексику. На переговоры с президентом страны Порфирио Диасом отправили Дэниэла Гуггенхейма. История умалчивает, как именно уговаривал Дэниэл Диаса, но результаты переговоров были просто фантастическими: согласно подписанному 12 декабря 1890 года договору между правительством Мексики и M.Guggenheim’s Sons Гуггенхеймы не только получали в концессию два плавильных завода в Монтеррее и Агваскальентес (зачем, собственно, и отправляли Дэниела), но и имели «право на эксплуатацию любого мексиканского месторождения, которое они разведают, возьмут в аренду или купят». Кроме того, Гуггенхеймы по договору могли ввозить в Мексику беспошлинно любое оборудование для своих предприятий, а все их капиталовложения освобождались от налогов.
В итоге к 1895 году плавильные заводы в Пуэбло, Монтеррее и Агваскальентес приносили Гугенхеймам более $1 млн чистой прибыли ежегодно.
Значительная часть вырученных средств выкладывалась в разведку месторождений серебра, меди и свинца по всему миру. Для этого была организована акционерная компания Guggenex, во главе которой стал Дэниэл Гуггенхейм. Компания разведала несколько богатых месторождений в Анголе, Чили и Малайзии, в результате чего среди акционеров компании появились влиятельнейшие бизнесмены и даже венценосные особы, например король Англии Эдуард VII.
Однако у каждого успеха есть и свои негативные последствия. На компанию Гуггенхеймов обратил внимание всемогущий рокфеллеровский трест The American Smelting and Refining Company (ASARCO), обладавший капиталом $65 млн. Гуггенхеймов пригласили присоединиться к трастовому соглашению. Отец и сыновья ответили отказом. Тогда рокфеллеровский монстр решил Гуггенхеймов раздавить. Однако трест еще не знал, с кем имеет дело.
В 1900 году на предприятиях ASARCO разразилась двухмесячная стачка, и Дэниэл Гуггенхейм понял, что настало время для контратаки. Ему удалось убедить владельцев горнорудных компаний Миссури и Канзаса отправлять добытую руду на переработку не на предприятия охваченного забастовками треста, а в Пуэбло и Мексику. Резко повысив объемы производства, Гуггенхеймы наводнили рынок дешевым серебром и свинцом.
В результате к концу 1900 года прибыль Гуггенхеймов составила $3,6 млн — против $3,5 млн у ASARCO. При этом во владении Гуггенхеймов находилось в четыре раза меньше рудников и заводов, чем у треста. Акции ASARCO начали стремительно дешеветь, и Дэниэл принялся их скупать. Вскоре у Гуггенхемов был пакет акций, достаточный для созыва собрания акционеров, чем они и не преминули воспользоваться. Дэниэл согласился уступить семейное дело тресту за $45 млн — но при этом оставлял за Гуггенхеймами право на разработку потенциальных мексиканских месторождений. Впрочем, трест мог получить и мексиканские месторождения, и Guggenex, но для этого в совет директоров должны были быть включены все братья Гуггенхеймы. Начались жаркие баталии в тресте, а когда дым рассеялся, ASARCO уже была в руках у Гуггенхеймов: Дэниэл Гуггенхейм стал президентом и председателем совета директоров, Соломон Гуггенхейм — главным казначеем, Айзек, Марри и Саймон — членами совета директоров. В общей сложности Гуггенхеймам принадлежало 51% акций ASARCO.
Семь подземных королей
В 1905 году Мейер Гуггенхейм уходил в лучший мир умиротворенным. Все его сыновья стали мультимиллионерами — их общий капитал составлял $75 млн, то есть на брата приходилось более $10 млн. Семеро Гуггенхеймов в начале XX века носили неофициальный титул «королей подземного мира» — и вели образ жизни, соответствующий этому титулу: устраивали светские рауты, коллекционировали картины, создавали многочисленные фонды. Именно они и принесли наибольшую известность Гуггенхеймам в XX веке. Фонд Соломона Гуггенхейма финансировал строительство знаменитейшего музея Гуггенхейма в Нью-Йорке ; Марри Гуггенхейм организовал фонд, который спонсировал медицинские исследования и финансировал строительство крупнейшего госпиталя в Нью-Йорке ; Дэниэла Гуггенхейма называют крестным отцом американской космонавтики — исследования в этой области его фонд аэронавтики финансировал еще в 20-е годы. Коллекции нью-йоркского музея современного искусства, организованного Саймоном Гуггенхеймом, и собрание картин художников XX века в венецианском дворце Venier Dei Leoni, принадлежащем внучке Бенджамина Гуггенхейма — Пегги, считаются одними из самых ценнейших в мире.
А все началось с того, что в 1881 году с Мейером Гуггенхеймом случился конфуз...
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
