Top.Mail.Ru
архив

Тихо, как где?

Вопрос, который в последние дни задается непрестанно: почему власть предпринимает какие-либо шаги (верные или неверные – другой разговор, но хоть какие-то) только под воздействием той или иной кризисной ситуации? Вопрос тем более интересный, что раз иначе власть действовать не может, то по жизненным законам сама же должна создавать кризисы.

Реально взялись за приведение игорного бизнеса в порядок после того, как отношения с Тбилиси вошли в полный клинч. Задумались над ситуацией на продовольственных рынках после той же Грузии, ну еще Кондопоги. Притом что за сияние казино в самых престижных местах во всех населенных пунктах, а еще более – за залы игровых автоматов на каждом перекрестке уже давно было стыдно любому здравомыслящему человеку. С рынками ситуация менее однозначная, они стали «национализированными» в результате объективного хода вещей. С начала 1990-х годов там трудились работники закрывшихся предприятий, лаборанты и научные сотрудники – вполне местные. По мере роста благосостояния эти категории граждан находили себе работу в более продвинутых секторах новой экономики, оставляя рыночные площади иммигрантам. По большому счету изменить ситуацию могут только развитие сбытовой кооперации крестьянских хозяйств да взрывной рост сетей дешевых «народных» магазинов.

Ряд действий власти – мягко говоря, ситуативных, резче выражаясь, конвульсивных – можно продолжить, выйдя и на более общий уровень. Написал Ходорковский* «Левый поворот», решила правая – левая оппозиция «взяться за руки» (только собрались, ничего не сделали) – власть на всех обрушивает идеологическую мощь «национальных проектов», вполне лево-популистского свойства. Да и самая важная проблема властных структур последних лет – «проект преемник» – не есть ли действие в результате внешнего обстоятельства, пусть и такого неумолимого, как время. Ведь ни в одном неоппозиционном размышлении над проблемой грядущей смены власти (а оппозиционные можно не рассматривать по причине их утопичности) ни один автор даже не задумывается над тем, к какому обновлению курса должна/могла бы привести такая смена.

Все эти или подобные им вопросы повисают в воздухе. Потому что единственно возможным ответом на них выступает: «А иначе и быть не может». При отсутствии политической борьбы, вне мощных идеологических столкновений – жизнь все равно продолжается, она не может умереть. И пробивает себе пути – там, где она сможет их пробить.

Я даже могу предположить, что наше государство само не радо своей импульсивности, наркотической зависимости от адреналина в крови. Российская власть с сакральным представлением о себе самой и народа о ней желает выглядеть в глазах людей солидной, невозмутимой, величественной.

Сказанное вовсе не означает, что многопартийная система гарантирована от возникновения самых тяжелых кризисов. История с теми же мигрантами в Европе может выступить примером: ни одна из политических сил не способна найти решения проблемы. Но все же задумаемся: все европейские катаклизмы – ничто по сравнению с тем, во что может вылиться сбой в системе преемственности власти в России.

Стабильность всегда чревата непредсказуемыми, конвульсивными действиями. Для подобного умозаключения не надо быть политологом. Если жизнь отдельного человека лишена внятного смысла, не насыщена яркими событиями, то есть сера и однообразна, – он вдруг начинает пить или влюбляться в подруг дочери. Искать грузинских детей по школам – тоже вариант действия.

 

* Признан в России иностранным агентом.

Еще по теме