Top.Mail.Ru
архив

Граждане отдыхающие

Русские сезоны в Куршавеле, введенные в моду с легкой руки Владимира Потанина, давно уже стали именем нарицательным. Но новые русские не изобрели ничего нового. По части прожигания миллионов острую конкуренцию олигархам вполне способны составить «старые» русские – дореволюционная знать, купцы и дворяне.

 

Выпить шампанского из чьей-то несвежей туфли, осыпать чаевыми обсчитывающих тебя официантов. По утрам после тяжелых party кататься на лошадях, лыжах или яхтах, не обращая внимания на перебои в работе сердца. Спустить семизначную сумму на рулетке или прихватить с собой на отдых полный самолет московских девиц. Каких только странных поступков не совершают обеспеченные российские туристы на пафосных европейских курортах. Французские «желтые» газеты каждый сезон засылают корреспондентов в Куршавель, Антиб и другие места, где традиционно отдыхают представители отечественной деловой элиты, чтобы на регулярной основе поставлять читателям байки о la folie russe («русском безумии»).

Это понятие давно уже превратилось в штамп: так называется один из залов казино Монте-Карло, где внучка полководца Суворова княгиня Мария Голицына в 1874 году за несколько часов выиграла и проиграла более миллиона франков. La folie russe – устоявшийся стандарт поведения русских на европейских курортах, подразумевающий неумеренное транжирство, шумные кутежи и нелепые, часто опасные для себя и окружающих выходки.

Над созданием этого куртуазного мифа трудилась целая плеяда великих авторов, заставших первое пришествие русских туристов в Европу – от Достоевского до Скотта Фицджеральда, однако трудно поверить, что сегодняшние «граждане отдыхающие» руководствуются в своем поведении некими обветшалыми литературными образцами. Проще предположить, что обстоятельства, в которых происходило освоение русскими европейских курортов 150 лет назад, в чем-то схожи с современными.

 

Пляжная дипломатия

 

Начальный импульс к возникновению мифа о «русском безумии» придал, как ни странно, вполне прагматичный демарш российского МИДа. В 1856 году в вольный город Вильфранш на Лазурном берегу прибыла мать Александра II вдовствующая императрица Александра Федоровна. Место для отдыха и лечения слабых легких и расшатанных нервов она выбрала, мягко говоря, неожиданное. Лазурный берег, включая Вильфранш и Ниццу, где Александра Федоровна намеревалась снять на зиму виллу, входили тогда в состав королевства Сардиния-Пьемонт. Меньше чем за год до того войска сардинского короля Виктора-Эммануила II совместно с англо-франко-турецкой коалицией нанесли России тяжелейшее поражение в Крымской войне.

Только оборона Севастополя от войск альянса стоила России сотни тысяч жизней и почти

миллиарда рублей. Армия, в течение сотни лет не знавшая по-настоящему серьезных и судьбоносных поражений, была деморализована, двор паниковал. Супруг Александры Федоровны император Николай I, загнавший, по его собственному выражению, страну в «крымский капкан», так и не смог подписать унизительный мир, по которому Россия лишалась Черноморского флота и протектората над балканскими народами. Он скончался в 1855 году – как официально было объявлено, «от скоротечной эмфиземы легких на фоне нервной лихорадки». Осмелевшие русские либералы говорили: «Умер от стыда».

После перехода престола к Александру II, который безропотно подписал в 1856 году Парижский пакт, от русского двора ждали реванша. Новый глава МИДа князь Алексей Горчаков успокаивал западных послов: «Все считают, что русские сейчас очень сердиты. Это неверно. Мы не сердимся – мы стараемся сосредоточиться». После таких заявлений в Европе еще больше боялись возможных русских интриг и политических диверсий.

В визите императрицы западные дипломаты тоже поначалу искали тайную подоплеку, однако предположения о том, что Александр отправил свою больную матушку вести переговоры с враждебно настроенным сардинским королем, вызывали только смех.

 

Где русскому хорошо – там прочим смерть

 

Трудно было поверить, что вдовствующая императрица, считавшая сардинцев косвенными виновниками смерти мужа, рассчитывала встретить на Лазурном берегу теплый прием и приятную компанию. Тем более что эти места считались здравницей британской аристократии, к которой у русского двора после крымского разгрома были немалые счеты. Чахоточные английские лорды ездили в Ниццу подышать целительным морским воздухом примерно с 70-х годов XVIII века. Они превратили средиземноморское захолустье в престижный курорт с неплохой инфраструктурой.

Из фонда общины курортников New Borough, которым управлял постоянно живущий в Ницце англиканский священник преподобный Уэй, оплачивалось строительство дорог. Для оздоровительных моционов вдоль побережья был проложен знаменитый Английский променад, вдоль которого возводились виллы для сдачи в аренду. Жители Ниццы и близлежащих городов были полностью заняты в строительстве и обслуживании английских туристов, чем были вполне довольны.

Александра Федоровна и 400 человек ее свиты прибыли в Ниццу в ноябре, то есть незадолго до начала зимнего сезона, и арендовали практически все наемное жилье в городке. Организация поездки была поручена Жозефине Кобервейн, внебрачной дочери Николая I, вышедшей замуж за придворного художника сардинского двора. Она предлагала хозяевам вилл в Ницце суммы, в несколько раз превышающие обычную плату англичан. «Сердитые русские» готовы были платить любые деньги, чтобы хоть в малом взять верх над победителями в Крымской войне. Зимой 1856/57 года в Ницце смогли отдохнуть только те британцы, которые имели в городе собственную недвижимость. Да и они остались очень недовольны.

Их чинным прогулкам по Английской набережной мешало развернувшееся строительство русского прогулочного бульвара и церкви, на которое перешли работники, возводившие до того английские виллы. Наконец, британцев крайне обеспокоило прибытие на Ривьеру – также «для лечения легких» – командующего русским флотом великого князя Константина Николаевича, брата русского императора, великого князя Михаила Николаевича и других активных политиков. Они купили у вольного города Вильфранша участок пляжа для строительства военно-морской базы. Появление на Ривьере 360 военных моряков с парового линкора «Олаф», посланного для охраны членов императорской фамилии, тоже не располагало к привычному размеренному отдыху.

 

Русская рулетка

 

Интрига в русском открытии Ривьеры, больше напоминавшем оккупацию, безусловно, присутствовала. В это время князь Горчаков и вся отечественная дипломатическая машина работала над проблемой раскола антироссийского альянса Австрии, Британии, Франции, Турции и Сардинии, укрепившегося после подписания Парижского мира. «Слабыми звеньями» в нем являлись территориальные претензии Франции к Сардинии-Пьемонт, а также претензии короля Виктора-Эммануила на лидирующую роль в объединении Италии, чему противодействовал австрийский кабинет. В ходе тайных переговоров с Тюильри была разработана многоступенчатая сделка, в соответствии с которой Наполеон III обещал поддерживать Сардинию в ее борьбе с австрийцами, а взамен получал территории на средиземноморском побережье, потерянные Францией после разгрома войск его деда Бонапарта в 1814 году.

Чтобы эта интрига сработала, необходимо было заинтересовать в ней князя Монако Карла III Гримальди – правителя Ривьеры. Из-за его постоянного противостояния Виктору-Эммануилу Лазурный берег лишь формально считался частью Сардинии. Гримальди мечтал о полной автономии, но был беден как церковная мышь. Фактически английские туристы, отдыхающие на Ривьере, являлись единственным источником его доходов, причем довольно скудных. Курортники из New Borough были настолько осмотрительны в тратах, что в 1855 году князья едва не обанкротились: в казне не нашлось 500 франков, необходимых для содержания под стражей арестованного в Ментоне преступника.

Гримальди и старейшинам основных городов Ривьеры приезд русских помог поправить финансовые дела. В 1860 году в Ницце, Ментоне и Рокбрюне прошли референдумы, на которых жители единогласно высказались за переход под руку французского императора, симпатии которого в отношении России обеспечивали приток щедрых туристов. Карл Гримальди ни словом не возразил на то, что его владения сократились до границ нынешнего княжества Монако. Благодаря этому у него неожиданно появилось 300 тысяч франков на строительство казино, шикарного отеля и дорог до Ниццы и Генуи. Анонимного инвестора, вложившего средства в учреждение знаменитого «Общества морских купаний», которому до наших дней принадлежит весь игорный и гостиничный бизнес Монако, нашла мать Карла III вдовствующая княгиня Каролина. Она очень близко сошлась с Александрой Федоровной, с которой имела немало общего, так что не исключено, что этот капитал поступил в Монако через некие секретные финансовые каналы российского МИДа.

 

Малый двор

 

В 1863 году модный парижский архитектор Гарнье достроил комплекс казино, названный в честь князя, удачно продавшего свои земли, Монте-Карло. Этот комплекс был передан в распоряжение опытного управляющего Франсуа Блана. Казино строилось исключительно в расчете на русское присутствие на Ривьере, и эти ожидания оправдались. Русские аристократы охотно обживали Лазурный берег, где в отличие от чопорного Петербурга расточительность и некоторая распущенность не только не осуждались, но даже одобрялись венценосным семейством.

В 1860-е годы число русских аристократических семей, проводивших зиму на Ривьере, уже достигало 2000. Наиболее обеспеченные из них – такие, как князья Апраксины, Лобановы-Ростовские, Кочубеи и пр., – начали строить собственные виллы на мысе Антиб и в Ницце. Здесь селились после выхода в отставку высокопоставленные чиновники, а также многочисленные морганатические супруги и внебрачные отпрыски великих князей. За первое десятилетие русского присутствия на Ривьере население Ниццы выросло на 83% (средний показатель по Франции – 6%), причем до 60% жителей города составляли русские.

«Малый», или «зимний русский двор в Европе», как стали называть Ниццу, вскоре начал обрастать всеми атрибутами двора «большого» – петербургского: балами, дуэлями и интригами. Небогатые дворяне привозили в Ниццу хорошеньких дочерей, чтобы найти им женихов из более высоких слоев общества: на курорте социальные барьеры были не столь непреодолимы, на местные великосветские балы пускали всех русских путешественников. Вокруг «зимнего двора» в поисках богатых спонсоров роились многочисленные писатели и художники – от Гоголя до Чехова включительно, что создавало в курортном обществе чрезвычайно богемную атмосферу.

Судя по мемуарам и дневникам, в которых описывался быт русской общины на Лазурном берегу (например, знаменитые дневники полтавской дворянки Марии Башкирцевой, привезенной маменькой в Ниццу для поисков жениха), основную ответственность за возникновение мифа о la folie russe несут девушки из небогатых дворянских семей, которые лезли из кожи вон, чтобы эпатировать местную публику и привлечь к себе внимание холостых князей.

 

Поближе к свету

 

Апофеоз la folie russe имел место на Лазурном берегу в середине 1860-х годов, когда вслед за аристократами и провинциальным «полусветом» сюда устремились совсем недавно появившиеся в России крупные частные предприниматели. В этот период в империи началась «железнодорожная горячка» – правительство после ряда неудачных попыток создать казенную сеть железных дорог стало передавать концессии частным синдикатам. Частными они могли считаться лишь условно: в большинстве случаев акционерами железнодорожных товариществ выступали великие князья и прочие особы, приближенные к императору, а директорами становились бывшие чиновники средней руки из транспортных и финансовых департаментов.

Дело неожиданно оказалось невероятно прибыльным: только на строительстве первой частной рельсовой линии, соединившей Москву с Коломной, концессионеры Павел фон Дервиз и Карл фон Мекк – в недавнем прошлом скромные сенатские чиновники – заработали по 1,5 млн руб. В сфере строительства и эксплуатации железных дорог возникла жесткая конкуренция, а поскольку вопрос о предоставлении концессий решался в Зимнем, преимущество имели заявители, обладавшие более широкими великосветскими связями. Фон Дервиз и фон Мекк пользовались покровительством министра финансов Михаила Рейтерна, однако закрепить и расширить успех можно было лишь через прямой выход на членов императорской семьи, что в чопорном официальном Петербурге экс-столоначальникам из незнатных прибалтийских фамилий осуществить было непросто.

Вполне логично, что вскоре было принято решение – «прорываться в свет» через менее снобистское курортное общество Ниццы. В 1865 – 1870 годах фон Дервиз и фон Мекк, а также железнодорожные директора, принадлежащие к конкурирующим придворным группам, становятся самыми активными членами курортного общества на Ривьере. Парвеню, словно стремясь превзойти друг друга в расточительности, строили самые вместительные и дорогие виллы, устраивали неимоверно пышные балы, нанимали целые европейские оркестры, жертвовали колоссальные суммы на благотворительность и благоустройство Ниццы или демонстративно спускали их на рулетке. Многие современники считали, что железнодорожники попросту ошалели от неожиданно свалившегося в их руки богатства, однако это было верно лишь отчасти. La folie russe также служило рекламой железнодорожных магнатов, охотившихся за вниманием титулованных особ. Посредством этой своеобразной технологии воздействия на общественное сознание нувориши стремились показать, что они в состоянии «отблагодарить» за покровительство.

Павел фон Дервиз строит виллу Вальроз, в которой ныне располагается университет Ниццы, и перевозит на Лазурный берег из России настоящую крестьянскую избу, которая привлекла к себе живой интерес цесаревича Николая. Некий г-н Ефимов, бывший инженер железнодорожного департамента, лихой игрой в Монте-Карло заинтриговал княжну Долгорукую – будущую морганатическую супругу Александра II, которая своим влиянием будет обеспечивать ему получение подрядов.

 

Левый отдых

 

Одновременно с великосветскими курортниками Ниццу стали обживать русские диссиденты, которым удавалось получить от полиции разрешение на выезд в Европу для лечения на водах. Например, здесь в конце 1860-х годов жил издатель «Колокола» Александр Герцен. В светских и литературных салонах, куда либералов пускали столь же беспрепятственно, как и провинциальных девушек, они нередко разжигали жаркие политические споры, из-за чего русское курортное общество в Ницце пользовалось репутацией едва ли не оппозиционного реформаторского центра. Из-за этого Александр II так и не посетил возникшую его стараниями русскую колонию на Лазурном берегу.

В 1867 году император прервал свой визит во Францию, после того как в Париже на него совершил покушение польский патриот Березовский. Ехать в этих обстоятельствах в Ниццу, где многие поддерживали идею независимости Польши, Александр счел опасным. Впрочем, на Лазурном берегу долгое время обходились без политического терроризма. Русские военные и чиновники, проиграв в Монте-Карло казенные деньги, нередко стрелялись сами (таких случаев насчитывалось до 200 в год), а местный радикальный кружок вел в основном теоретическую и пропагандистскую работу.

 

Несколько инцидентов, получивших широкую огласку в европейской прессе и легших в основу мифа о том, что русские не прекращают политических и денежных «пререканий» даже на курортах, все же произошло. В 1870 году наследники умершего Александра Герцена решили опубликовать его работы, в которых он предавал анафеме известного террориста Сергея Нечаева и требовал, чтобы спонсоры либерального движения прекратили поддержку его организации «Народная расправа». Нечаевцы разослали европейским издателям письма с угрозами.

Второй эпизод имел место уже в XX веке, когда в каннском отеле Royal было обнаружено тело русского предпринимателя Саввы Морозова, убитого, по всей видимости, боевиком РСДРП Львом Красиным. Морозов долгое время делал взносы в кассы нелегальных партий, однако в 1909 году был разоблачен начальником департамента полиции Джунковским. По его настоятельной рекомендации Морозов прекратил финансировать большевиков и отправился лечить нервы на Лазурный берег. После его смерти был обнаружен страховой полис, по которому 100 000 руб. отходило его любовнице актрисе Андреевой-Желябужской – активной стороннице большевиков.

«Зимний двор» в Ницце прекратил свое существование вместе с двором Петербургским в 1917 году. Скотт Фицджеральд по этому поводу писал: «…русские князья, покидая Ниццу, обещали вернуться, но не вернулись». Вернее, вернулись, но уже в качестве нищих и никому не нужных изгнанников. Русская колония превратилась в воинственный ультрамонархический центр, где под началом великого князя Николая Николаевича строились планы свержения большевиков, которым не суждено было осуществиться. Тем временем виллы распродавались, оркестры распускались, а писатели и танцовщицы из балетной труппы Дягилева искали себе новых спонсоров. В этот период начиналось «вторжение» на Лазурный берег американских предпринимателей, разбогатевших на мировой войне. Они, в свою очередь, воспринимали la folie russe уже вполне серьезно – как исторически сложившийся стандарт поведения на курортах Средиземноморья.

Еще по теме