Правящая семья по-корейски
За последний год сразу несколько корейских компаний – KIA, Daewoo, Hyundai пережили тяжелый кризис. По мнению западных экономистов, они стали жертвой родовой болезни корейской экономики – «семейного капитализма». Однако, несмотря на это, многие российские экономисты все чаще говорят о корейской модели как о примере для подражания. Больше того, многие чиновники стали говорить о необходимости создания в России крупных финансово-промышленных групп на манер корейских чеболей. Это кажется таким простым: собрать все ресурсы страны в несколько сильных кулаков – «и тогда мы как рванем...». Однако, прежде чем копировать чужой опыт, следовало бы понять, каким образом в Корее возникли промышленные супергиганты и почему это произошло именно в этой стране.
Деньги по команде
Слово chaebol («чеболь») в переводе с корейского означает «богатый» или «могущественный семейный клан». Именно на семейственности построена вся система отношений внутри чеболя, и именно семейственность, а не мотив личной выгоды определяет поведение членов этой организации.
Кстати, в этом отношении Южная Корея в некоторой степени напоминает Японию. Там, как и в Корее, после второй мировой войны были созданы огромные финансово-промышленные группы, которые сейчас называют «кейрецу». Однако кейрецу в отличие от чеболей имеют несколько иную структуру отношений между банками и производственными единицами. В кейрецу, как ни странно, банки играют более важную роль, чем в чеболях. Решения о производстве новой продукции или освоении новых рынков часто принимаются именно в банковских кругах, а не на заводах. Это позволяет несколько более четко определять, куда стоит вкладывать деньги, а куда не стоит (банкиры – народ очень щепетильный и консервативный, даже в Японии, поэтому деньги на ветер они не бросают).
У чеболей есть две особенности. Во-первых, банки, даже если они формально не входят в чеболи, низведены в них до статуса простых поставщиков капитала, которые должны по команде из президентского дворца, поставлять столько денег, сколько потребуется для инвестиционного проекта. Интересы клиентов банков в расчет, конечно, принимаются, но в последнюю очередь. Именно поэтому, кстати, в корейских банках до недавнего времени не было вкладов с фиксированным процентом. Клиентам банки в основном предоставляли возможность положить деньги на так называемый трастовый счет, где процент определялся прибыльностью работы банка.
Во-вторых, у чеболей есть еще одна черта – это перекрестное субсидирование между производственными единицами. То есть, если какой-то завод терпит убытки, потому что производит ненужную продукцию, это совсем не значит, что его закроют. Напротив, ему дадут денег для компенсации убытков, которые возьмут у тех, кто приносит прибыль. Все это, конечно, хорошо, но нелишне будет заметить, что именно такая система хозяйствования в конечном счете привела к краху экономики Советского Союза (хотя размеры сравниваемых субъектов несопоставимы, но проблемы те же). Тот, кто работает прибыльно, лишается стимула, а «плохие» отрасли могут спокойно выживать без всякого напряжения и проедать ресурсы. Такой «бригадный метод» позволяет жить и умирать вместе.
Конечно же мы намеренно преувеличили остроту проблемы. Несмотря на все эти негативные черты, система чеболей оказалась очень эффективной при выводе Кореи из состояния тотальной разрухи и нищеты, которая господствовала в стране в 50-е годы. Это объясняется тем, что чеболи – это все-таки частные предприятия, а не государственные (как в СССР), поэтому руководство чеболей всегда мотивировало свои действия соображениями получения прибыли и лишь иногда – приказами из Голубого (т.е. президентского) дворца. Но по мере того как компании разрастались, управлять ими становилось сложнее. Вот тогда в чеболях и возникли проблемы, которые более характерны для централизованных экономик. Кроме того, в чеболях все еще существует проблема семейственности. Когда различными частями корпорации владеют родственники, очень тяжело или даже невозможно отказать брату своей жены или – не дай Бог! – старшему брату в его просьбе дать денег на покрытие убытков. Это еще тесно связано с конфуцианской этикой, в которой вертикальная иерархия по возрасту является краеугольным камнем всех отношений. Только и есть надежда, что вмешается дедушка – владелец чеболя (он-то заинтересован в максимальной прибыли группы) и запретит давать деньги нерентабельным единицам.
Но к концу 90-х все дедушки – владельцы чеболей уже состарились и не могли успешно управлять своими компаниями. Тогда им на смену пришел МВФ. Фонд дал Южной Корее кредит более чем в $58 млрд в обмен на гарантии реструктуризации чеболей. А реструктурировать было что. К 1997 году сложилась ситуация, когда невозвратные долги предприятий составили от 15% до 25% всего портфеля займов, выданных банками. Получалось, что четверти средств, теоретически имевшихся в банке, на самом деле не существовало. То есть предприятие этих долгов не платило. И если у банка мало своего собственного капитала, а капитал этот меньше, чем количество невозвращенных займов, то тогда банк – банкрот, пусть еще и не на бумаге. То есть толкни – и он упадет.
Big Deal
Начиная с 1997 года большинство южнокорейских конгломератов были вынуждены расстаться с большей частью своих многочисленных филиалов. Для преодоления кризиса правительство Южной Кореи выдвинуло план реструктуризации экономики, названный Big Deal («большая сделка»), который был подготовлен и одобрен американскими консалтинговыми компаниями.
Согласно этому плану одна из крупнейших компаний – Hyundai Electronics должна была поглотить LG Semiconductor из концерна LG Group, а группы Samsung и Daewoo собирались обменяться подразделениями Samsung Motors и Daewoo Electronics. Кстати, следует отметить, что последние направления были недостаточно освоены обеими группами. Реализация плана привела бы к ослаблению конкуренции конгломератов внутри страны, но к значительному усилению их позиций на международном рынке.
Однако достаточно ли этого? Чтобы предотвратить коллапс чеболей, Южная Корея должна была прежде всего изменить всю систему кредитования. Банки только сейчас начали думать о создании кредитных комиссий, призванных разрешать или не разрешать давать займы. Раньше они предоставлялись известным компаниям под репутацию или просто связь с президентским дворцом. А правительство использовало кредитование в качестве инструмента политического контроля над чеболями и для давления на спонсоров, с тем чтобы избирательные фонды постоянно пополнялись. Поэтому зачастую не банки, а правительство решало, какая компания может получить кредит.
Кроме того, у правительства Южной Кореи появилась еще одна проблема, которая сегодня актуальна и для России, – «утечка мозгов». Дело в том, что неразберихой, связанной со слиянием промышленных гигантов, воспользовались компании из Малайзии, Сингапура, Тайваня и США. Тысячи высококвалифицированных специалистов получили соблазнительные предложения о смене места работы. Некоторые не преминули ими воспользоваться. Например, малазийская компания First Silicon смогла привлечь инженеров-исследователей из LG и Samsung, предложив им заработную плату в размере $100 тыс. – $150 тыс. в год.
Путешествие из Америки в Азию
Следует отметить и другую серьезную проблему. Дело в том, что доходы большинства корейских корпораций сильно зависят от потребительского спроса в США (доля экспорта в Америку составляет в разных компаниях от 20% до 40% от валовой выручки). В то же время в Америке прогнозируется снижение потребительского спроса на электронику в течение следующих трех-четырех лет. Причем корейские производители могут пострадать от этого в наибольшей степени. Дело в том, что в США корейская техника (даже если она произведена самой прогрессивной и высокотехнологичной корейской корпорацией Samsung) не считается долговечной и престижной. В отличие от России, где потребитель почти одинаково смотрит на телевизор Philips и на телевизор LG, в Америке потребитель чрезвычайно подвержен влиянию стереотипов. Как признаются многие американцы, слова Made in Korea означают для них то же самое, что Made in China, а следовательно, и отношение к корейской технике скептическое (кстати, это мнение давно не соответствует действительности, поскольку, как показывают исследования, качество корейской техники в последнее десятилетие сильно улучшилось). Если общий спрос на электронику будет падать, закономерно произойдет вытеснение наименее качественных марок. Этого-то больше всего и боятся корейские производители.
По этой причине корейские гиганты вынуждены искать новые рынки сбыта. Прежде всего корейцев интересуют густонаселенные страны, где наблюдается рост национального дохода на душу населения и где скоро может быть преодолен рубеж, после которого потребители начнут активно покупать телевизоры, акустические системы, микроволновые печки и прочую технику. Прежде всего это Китай и Индия. Обе страны в совокупности насчитывают около 2 млрд жителей, при этом имеют одни из наиболее высоких темпов роста ВВП в мире.
Тем не менее худший период в жизни корейских корпораций уже позади. Реструктуризация чеболей идет полным ходом, а МВФ в Корее – в отличие от России – уважают и к его мнению прислушиваются (и есть за что: кредит в $58 млрд на покрытие дефицита платежного баланса – деньги нешуточные). Банки, видимо, получат большую самостоятельность при принятии кредитных решений. И если экономический рост в Китае и Индии будет продолжаться, то, возможно, корейским корпорациям удастся безболезненно перевести свои экспортные потоки со стагнирующего американского рынка в Азию.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
