Пушкин о Путине
Любопытный набросок Пушкина «О французской революции» 1831 года – не слишком известен неспециалистам. За комментариями Интернет отсылает к журналу «Историк-марксист» от 1937 года, почему-то не выложенному в Сети. Жутковато…
Александр Сергеевич пишет хоть и о старой Франции, но нечто с позиций сегодняшнего дня скандальное и даже кощунственное: «Продажа гражданских мест упрочила правление достаточной части народа, следственно, столь же благоразумна и представляет такие же залоги, как и нынешние законы о выборах. Писатели XVIII века напрасно вопили противу сей меры, будто бы варварской и нелепой».
Обычно в оправдательных размышлениях о современной российской элите люди вспоминают слова другого, более современного поэта: «но ворюги мне милей, чем кровопийцы». Оправдательных – неизбежно, поскольку другой элиты нет, а в рядах существующей есть немало более-менее приятных людей.
На самом деле Пушкин говорит о постепенном «размывании» феодализма товарно-денежными отношениями и о том, как этот процесс поначалу укреплял и «гражданское общество», и королевскую власть. «Нужда в деньгах заставила баронов и епископов продавать вассалам права, некогда присвоенные завоевателями. Сначала откупились рабы от вассалов, затем общины приобрели привилегии. …Короли… дабы прикрыть новые необходимые расходы, …прибегнули к продаже судебных мест… Сия мера утвердила независимость de la Magistrature (гражданских сановников), и сие сословие вошло в соперничество с дворянством, которое возненавидело его».
В России все было иначе за отсутствием буржуазии. Но общий вектор развития событий вполне интернационален. Екатерина даровала «вольность дворянству», усадила благородных людей по имениям, позволив им отдаться обогащению, равно как и размышлению об общественном благе, и тем самым ограничила интерес дворянства к прикладной политике, прекратив череду дворцовых переворотов. Так Горбачев, разрешив партийной верхушке относиться к государственному имуществу как к собственному, смог начать демократические политические реформы, став главой государства, а не генсеком, уязвимым перед ЦК. Правда, настоящим президентом оказался все-таки Ельцин – избранный народом и закрепивший свою власть проведением окончательной приватизации. Его сила опиралась на молодой капитал и на пожилую демократическую интеллигенцию – такое сочетание удивительно только на первый взгляд.
Дальше читаем Пушкина: «Но вскоре короли заметили, до какой степени сия мера ограничила их самовластие и укрепила независимость сановников. Ришелье установил комиссаров, то есть сановников, временно уполномоченных королем. Законники возроптали как на нарушение прав своих и злоупотребление общественной доверенности. Их не послушали, и самовластие министра подавило и их, и феодализм».
Пушкин – действительно «наше все»: он и полпредов в федеральных округах увидел, и назначение губернаторов, и дело ЮКОСа…
То, что все уже было – самая неновая из всех мыслей. Демократия рождалась из коррупции, капитализм требовал авторитарной власти, и не было у феодалов врага страшнее короля… Вот бы нам и возрадоваться, что находимся на «магистральном пути» человечества, представляющем одну гигантскую спираль.
Не забудем, однако, заглавие пушкинского отрывка – «О французской революции». И будем предупреждены нашим самым большим поэтом.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
