«Уродство и бездарность надо отсеивать и запрещать»

— Мир ужасен и отвратителен. И ровно таким же был для него год. Что мир заслужил, то он и получил. А Россия — это же органическая часть мира. Поэтому она ровно в том же контексте и положении. Но традиционно, а ведь у нас очень чтут традиции, Россия в большей неприятности, чем остальной мир.

— К сожалению, большинство действительно умрет, но это растянется надолго. У нас население 7 миллиардов человек. Да, многие умрут, но все равно останется достаточно людей, чтобы в мире продолжала жить подлость, глупость, бездарность, уродство и т. д. Поэтому надежды на вирусы все равно небольшие.

Тем более что этот вирус на 100% лабораторный, рекомбинированный в Уханьской лаборатории. И это тот редкий случай, когда мир должен знать имя одной из главных преступниц — Ши Чжэнли. Она одна из глав лаборатории в Ухане, которая в интервью даже признавалась, что действительно этот вирус у них был создан. Но она думала, что его не потеряли, и даже проверяла пробирку, в которой он живет. Как будто это большое животное, которое можно найти и увидеть, что оно никуда не делось. Сейчас различного рода негодяи на международном уровне уже 1,5 года вышибают из памяти людей тот факт, который мы все наблюдали: изначально этот вирус распространялся только в Ухане, причем в нескольких метрах от этого Института вирусологии.

Смертность от него действительно колоссальная. Если человек переболел один раз и не умер, это же не значит, что он не умрет от него в следующий раз. Ковид стирает человека. Что это значит? Обычной ОРВИ вы можете болеть много раз за жизнь, прекрасно себя в итоге чувствовать и прожить 100 лет. А этот вирус полиорганный, он бьет сразу не только в легкие, но и по всей центральной нервной системе, по ЖКТ и т. д. За 2–3–4 раза его перенесения человек уже превращается в откровенного инвалида. Причем у нас уже есть инвалиды и после одного перенесенного ковида. Конечно, в этой связи главная проблема в том, что Китай до сих пор не наказан.

— Что делать с российской экономикой — это не ко мне, это к похоронному агентству.

— Ну, конечно. Например, так называемый апостол Павел. Он превратил, в общем-то, довольно местечковую пародию на игрища Платона и Сократа в очень доходный бизнес.

— Видите ли, он вполне общепринятый. Если из религии убрать деньги, то религии не будет. Не через 100 лет, не через год, а уже к вечеру.

— Здесь дело не в бизнесе, а в дикости и зависти. У нас часто говорят о духовности. В стране, в которой сначала воцарилось православие, потом доведенный народ сбрасывал попов с колоколен, вешал их. Затем появился Кодекс строителя коммунизма, явно бандитский кодекс, который действовал почти целый век. По итогам прелестных лет мракобесия и бандитизма у нас сегодня воспитан в отрицательной селекции такой тип, который совершенно дикий на зависть. Он завидует не только бизнесменам, но и успешным писателям, артистам.

Поэтому дело здесь в ущербности, которая ведет к зависти. А она всегда ходит рядом с чем? С подлостью. Следовательно, если какой-то известный человек становится успешным, ему коллективно завидуют и изничтожают, ему не дают выражать свое мнение, жить богато, откровенно.

На Западе, куда также проник вирус коммунизм-социализма, ситуация не лучше, там нельзя показывать, что ты живешь богато. Мало того, у тебя налоги под 60–80%. Когда на оставшиеся деньги ты можешь позволить себе купить дорогую вещь, ты все равно не имеешь права ее демонстрировать, тем более ей хвалиться. Потому что это совсем не принято в обществе завистников. Сегодня Запад — это уже не Запад, он изменяет сам себе, потому что сегодня там исчезает понятие частной собственности. Вас могут выкинуть из отеля, который вам принадлежит, чтобы вселить туда нелегалов. У вас забирают большую часть заработанных денег. Хотя, я вам скажу как историк, бандиты Средневековья и откровенные мафиози 20-х годов в США брали гораздо меньше. Они грабили до 40%, а сейчас государство может забрать до 80% дохода, это же просто что-то феноменальное!

— Вы знаете, оценки ниже нуля ведь не придуманы. Вот эта товарищ Любимова много лет вела ЖЖ и чистосердечно признавалась там: «Я некультурный человек». Причем добавляла матерное слово. Она ненавидит культуру и искусство. Любимова много лет об этом писала, наконец ее заметили и сделали главой Минкульта. Такого еще не было. Ну, бывали министры культуры у нас и на Западе малокультурные и не очень грамотные, но, по крайней мере, они не кричали много лет на всех углах, что они ненавидят искусство и культуру.

Прошлый министр, к слову, тоже был прекрасен, прославился выражением «рашка-********».

— Видите ли, театр не только в России, но и в мире фактически умер. После смерти в трупе начинают появляться разложение и черви. Вот это из той же оперы. Конечно, они оба не должны иметь отношения к театру, искусству, но я же сказал, что это все очень органично.

Что касается конкретно Хабенского, это, с моей точки зрения, полупрофессиональный актер. Конечно, в МХТ ему делать нечего ни в качестве актера, ни тем более в качестве руководителя.

Насчет Кехмана можно много шутить, он, конечно, персонаж абсолютно гофмановский. Но я с детства обожаю Татьяну Васильевну Доронину. Мне абсолютно наплевать, какие политические идеи может себе надумать женщина, которой, простите, под 90 лет. Она великая актриса, абсолютно уникальная. Сегодня она самая великая из живых, никакая Мерил Стрип, везде однотипная и полностью фальшивая, не сравнится с ней.

Если под конец жизни хоть Кехман, хоть сам черт или черт в роли Кехмана сделает Дорониной хоть что-то приятное и пакостное ее врагам, то это уже хорошо, я этому очень рад. Каким бы ни был Кехман, я полностью поддерживаю его искренние или мнимые реверансы в сторону Дорониной. Потому что этот театр совершенно пустой и бессмысленный вне Дорониной. Вы можете ее хоть в инвалидной коляске вывезти на сцену, это будет гораздо более художественно, чем беготня по сцене всей труппы. И ее труппы, и той, которую привел Эдуард Бояков.

— Что касается МХТ, то он был уничтожен Табаковым окончательно в 90-е годы, превращен в поганую антрепризу. Но надо сказать, что у него тогда практически и не было другого варианта. МХАТ Дорониной — это театр именно одной самой Дорониной, и, когда я ходил на «Вассу Железнову», я получал удовольствие от одного только ее появления на сцене.

На мой взгляд, только один театр сейчас более-менее держится на художественном плаву — это театр Вахтангова благодаря Римасу Туминасу. Как раз позитивное удивление произошло совсем недавно, когда я пришел на премьеру «Войны и мира». Я пришел, потому что знал, что это должно быть качественно. Даже если это не будет блестяще, не будет гениально, Туминас — это определенный уровень. Я был очень рад этой постановке, действительно сделано со вкусом, очень талантливо, ярко, некоторые мизансцены просто изумительны.

Но еще большее удивление меня ожидало после премьеры на фуршете для участников спектакля и приглашенных гостей. Там был и Константин Райкин, и Михаил Швыдкой, и так далее. И вот, когда мы уже все угощаемся, чуть с опозданием выходит изумительный Римас Туминас. Сложно передать это в интервью: он выходит и вдруг выбрасывает перст в мою сторону. Я удивился, поскольку мы незнакомы, разве что шапочно. Я озираюсь вокруг, затем он делает это во второй раз. Туминас вывел меня к микрофону, попросил сказать речь. Я, конечно, выступил, сказал, как точно все было передано. Дальше подошел к нему, и он мне сообщает, что, работая над спектаклем, изучал мои сочинения и ролики о Льве Толстом, о «Войне и мире» и о войне 1812 года. Просто он делал это, что называется, тихо, со мной не связывался. Это было настолько красиво и удивительно! Причем, если бы вы видели его глаза, его руки, его отношение — я был просто поражен.

— Я думаю, что это большая глупость. Мат, как и все на свете, вообще сам язык, слова, еда, телевидение, интернет, книги, он бывает уместный и неуместный, талантливый и неталантливый, обаятельный и необаятельный. Цензурировать его целиком так же бессмысленно, как цензурировать всю еду, все телевидение, все книги. Это должен быть объективный процесс выбора публики между талантливым и неталантливым.

— Мы идем в гораздо более худшую сторону, потому что цензура в СССР — это ничто в сравнении с сегодняшней цензурой на Западе. В СССР можно было показать практически любой вариант любви, даже однополой, просто под другим уклоном. Тогда можно было делать абсолютно все на экране, просто где-то откровенно, а где-то с фигой в кармане. Юрий Петрович Любимов, великий режиссер, с которым я дружил, рассказывал, как звонил Петру Капице, великому ученому, чтобы тот позвонил на самый верх по вертушке и попросил пропустить спектакль, и его пропускали. Если посмотреть фильм «Гараж» Рязанова, то там такая антисоветчина, противоположность общему политическому строю, что не снилась ни одному американскому фильму 50–80-х годов. И это пропустили. Можно долго объяснять почему, но фильм вышел.

Пересмотрите фильм 50-х годов «Аттестат зрелости» с молодым Василием Лановым, там один комсомолец говорит другому, что он его любит, и дарит ему цветы. В 50-е годы в Голливуде за это бы посадили «Голден Майер» в полном составе вместе с уборщицей.

Сегодня благодаря безумной цифровой сфере, цензурируется абсолютно все. Причем цензурирует и компьютер, и безликие ноунеймы. На них нельзя пожаловаться в суд, нельзя даже позвонить генсеку, в политбюро, потому что они безымянные, у них нет ни адреса, ни имени.

— По своему опыту и знанию мировой культуры и искусства я понимаю, что надо уродство и бездарность отсеивать и даже запрещать. Этого стало так много, и оно как раз легко попадает в пустые головы миллиардов. Но поскольку рычаги и ресурсы сейчас находятся не в руках интеллектуалов и эстетов, а, скорее, наоборот, то вводить цензуру нельзя, потому что цензурироваться будет именно хорошее. Иногда вместе с плохим, но хорошее точно будет цензурироваться. Если бы у руля находились эстеты, то я бы полностью поддержал цензуру, и она была бы эффективной и честной. Но в реальности все совсем не так.