Андрей Андреев: «Отнять бизнес можно у кого угодно»
Андрея Андреева никто никогда не причислял к олигархам. Владея Автобанком, «Ингосстрахом», металлургическим комбинатом «Носта», предприниматель делал все от него зависящее, чтобы оставаться в тени.
О том, что все эти активы принадлежали Андрееву, стало широко известно только осенью 2001 года – после того как он их лишился. Тем не менее Андреев демонстрирует несвойственные иным олигархам чудеса живучести и упорства в стремлении вернуть свой бизнес. При этом он ухитряется портить жизнь столь крупным и влиятельным фигурам, как чукотский губернатор Роман Абрамович, глава «Базового элемента» Олег Дерипаска и владелец «НАФТА-Москва» Сулейман Керимов. В интервью «Ко» Андрей Андреев рассуждает о том, почему ему не удалось сохранить свой бизнес.
«Ко»: Что бы вы изменили в построении своего бизнеса, если бы вам представилась возможность начать все заново?
Андрей Андреев: Когда я начинал, была другая обстановка. Я не знаю, можно ли было вообще в тот момент отстраивать бизнес по-другому.
Сейчас общество иначе относится к бизнесу, постепенно меняется законодательство. В такой ситуации, безусловно, надо озвучивать, что ты являешься хозяином бизнеса. Акции и другую собственность необходимо записывать на себя, что в будущем я и планирую делать.
«Ко»: Владимир Гусинский «озвучивал», что НТВ принадлежит ему, однако это не помогло ему сохранить контроль над компанией. Где гарантия, что у вас не отберут бизнес, зная, что именно вы являетесь собственником?
А.А.: С хозяином гораздо сложнее бороться, чем с людьми, которые к данному бизнесу формально не имеют никакого отношения.
Гораздо меньше гарантий, если бизнес записан на офшоры. У меня было более 30 компаний на Кипре. Каждый из номинальных директоров-киприотов подтвердил, что является бенефициарием в мою пользу. Тем не менее это не оградило нас от мошенников.
Кипрские адвокаты сделали на российских офшорных компаниях серьезные деньги, но они сами к этим компаниям относятся несерьезно. Для них это игрушки с красивыми документами и с печатями. А самое главное – в договорах о номинальном директоре и о бенефициарном собственнике записано, что директор-киприот не несет никакой ответственности за то, что он делает. В моем случае адвокату были представлены бумаги с фиктивными подписями, содержавшие просьбу перевести акции в собственность других лиц. И адвокат перевел эти акции, даже не потребовав нотариального заверения предоставленных документов.
За 20 лет существования офшорных зон мой случай был первым и единственным, когда акции крупных компаний были переведены по поддельным документам.
А была бы одна подпись, один распорядитель, мои оппоненты не смогли бы сейчас говорить: «Это не ты продал, это они продали».
Хотя отнять бизнес можно когда угодно и у кого угодно. Чтобы такого не происходило, необходимы четкие законодательные механизмы. Предприниматели должны быть защищены от незаконного передела собственности и фиктивного банкротства.
«Ко»: В декабре прошлого года вы заявили о намерении вернуть в Россию деньги, находящиеся в офшорах. Неужели ваш неудачный опыт структурирования собственного бизнеса может настолько подействовать на других представителей отечественного бизнес-сообщества, что они в массовом порядке начнут закрывать счета в офшорных банках?
А.А.: Российские капиталы должны работать на российскую экономику, а не на иностранную. К тому же если взять, к примеру, тот же Кипр, то тайна банковских счетов в тамошних банках – это полнейшая иллюзия, которая поддерживается местными банкирами ради привлечения российских денег. Нет никакого сомнения, что кипрское правительство и кипрские банки никогда не будут сопротивляться открытию информации о вкладчиках, если того потребуют обстоятельства.
Есть компания, у нее два номинальных акционера, у нее существует секретарская компания. Но выяснить, кто именно стоит за этой компанией, достаточно просто. Я сам был свидетелем того, как кипрские адвокаты, будучи осведомлены о том, кто стоит за определенной фирмой, получали информацию из банков о состоянии счетов.
Кроме того, на Кипре будет увеличен налог на прибыль, что также делает кипрские компании не столь привлекательными. Те фирмы, которые зарегистрировались на Кипре после 1 января 2002 года, должны платить вместо ранее действовавшего 4,5-процентного налога около 10%.
С учетом расходов на регистрацию, создание, содержание компании, аудит получаются все 15%. Конечно, это по-прежнему вдвое меньше, чем российские налоги, однако разница уже совсем другая.
К тому же если раньше доходность по банковским счетам составляла порядка 4% годовых, то сейчас она упала до 2%. Держать средства на счетах в кипрских банках становится невыгодно.
Будь у нас несколько иное законодательство, достаточно простое и однозначное, то все налоги платились бы здесь, в России.
А деньги в страну вернутся обязательно. Необходимо только политическое решение правительства, которое разработало бы схему для возврата денег в российскую экономику. Отсутствие подобного решения, пожалуй, главная помеха, препятствующая возвращению капиталов.
«Ко»: Вы говорите о несовершенстве российского законодательства. Но когда вы начинали, закон был еще более несовершенен, чем сейчас. Тем не менее вас это не остановило…
А.А.: Кто-то же должен был начинать. Не Андреев – так Иванов, Петров, Сидоров. И столкнулся бы с теми же проблемами.
«Ко»: Значит, вы все-таки имели определенные гарантии – хотя бы в виде административного ресурса?
А.А.: Какой административный ресурс мог быть в 1989 году?
«Ко»: Разве у вас не было связей в МВД?
А.А.: Какие бы у меня ни были связи, люди понимали, что есть нормы закона, и против закона не шли. И потом я был обыкновенным старшим оперуполномоченным.
«Ко»: Быть опером в 1989-м и в 2003-м – разные вещи. Александр Коржаков тоже в свое время был обыкновенным майором…
А.А.: Согласен. Но я никогда не ориентировался ни на какой административный ресурс. Я всегда знал, что, если сам не буду себя защищать, никто другой меня не защитит.
«Ко»: А какая роль в вашей «защите» отводилась Родиону Гамзаеву?
А.А.: Родион Гамзаев никогда не имел никакого отношения к моему бизнесу. Настоящее его имя не Родион, а Рашид. Он азербайджанец, лидер преступной группировки. Этот человек имеет шесть классов образования.
За короткий промежуток времени против него было возбуждено несколько уголовных дел. Первое по статье 206-й, часть 2, – особо злостное хулиганство. Потом Гамзаев участвовал в ограблении и убийстве зубного техника. Был приговорен к пяти годам лишения свободы.
В 1995 году Гамзаев сменил национальность и имя. Не надо его отождествлять со мною. У нас были отношения как между криминальной «крышей» и бизнесменом. Не более того.
«Ко»: Почему же вы, будучи в прошлом сотрудником правоохранительных органов, связались с человеком, у которого такой «бэкграунд»?
А.А.: Таковы были условия ведения бизнеса. Тогда без этого не обходился ни один российский бизнесмен. Ничего противоестественного тут нет.
«Ко»: Когда вы разорвали свои отношения с Гамзаевым?
А.А.: В 1998 году я категорически и жестко заявил Гамзаеву, что больше платить ему не буду.
«Ко»: Тем не менее Гамзаев участвовал в сделке по продаже Автобанка, «Ингосстраха» и «Носты»…
А.А.: Как человек может продавать то, чем он не владеет? Гамзаев просто стал орудием в этих противозаконных действиях. Людей взяли в заложники. Александра Алиевича Макеева, который был моим заместителем, курирующим службу безопасности, ни мы, ни правоохранительные органы до сих пор найти не можем.
Оказывался жесткий прессинг на меня, на всех сотрудников и руководителей холдинга. Директоров фирм, держателей акций в мою пользу избивали, заставляя подписывать документы. Некоторые подписи просто подделали.
А так называемые покупатели сделали вид, что не понимают и не видят всего этого. Хотя та же Наталья Раевская (председатель правления Автобанка. – Прим. «Ко»), находясь под сильнейшим давлением, говорила о том, что ни она, ни Гамзаев ничем не владеют.
«Ко»: Кто давил на Раевскую?
А.А.: Гамзаев, Сергей Тарасенко (бывший сотрудник МВД, возглавивший службу безопасности Андреева после исчезновения Александра Макеева. – Прим. «Ко») и члены ОПГ. Ежедневно и постоянно угрожали ее жизни и жизни ее родственников.
«Ко»: Насколько самостоятельна была Раевская в управлении Автобанком?
А.А.: Мыс Раевской изначально четко оговорили условия – она является наемным менеджером. Все стратегические решения принимались только с моего согласия.
«Ко»: А управление «Ингосстрахом» с Раевской как-то согласовывалось?
А.А.: Раевская никак не управляла «Ингосстрахом». Она просто была председателем совета директоров.
«Ко»: Но Раевская все же профессиональный банкир. У нее наверняка было свое видение ситуации, свои амбиции?
А.А.: Видение она, конечно, имела. Но давайте все рассмотрим на простом примере. Есть сварщик, который знает, как варить, и у него есть руководитель. Руководитель ему говорит: «Свари вот эти две трубы». Этот руководитель, может быть, и не знает технологии сварки, но он дает указания, которые должны быть выполнены
«Ко»: От кого исходила идея объединения Автобанка и Токобанка?
А.А.: Участие Раевской в этих переговорах было обусловлено тем, что она была председателем Автобанка. Но фактически переговоры вел я.
«Ко»: Иными словами, альянс с Токобанком не сложился вовсе не из-за того, что вы возражали?
А.А.: Сама Раевская никогда бы таких переговоров вести не стала. Просто ситуация тогда не созрела для объединения.
«Ко»: Зато вы сумели «увести» у Токобанка «Стилтэкс», что в дальнейшем позволило вам войти в металлургический бизнес…
А.А.: Когда у Токобанка начались проблемы, «Стилтэкс» перешел на обслуживание в Автобанк. И мы познакомились с Владимиром Михайловичем Савельевым (глава группы «Стилтэкс». – Прим. «Ко»).
«Ко»: Входя в металлургический бизнес, вы не могли не отдавать себе отчета, что на этом рынке достаточно напряженная конкурентная среда. Среди игроков металлургического рынка были Олег Дерипаска и владелец УГМК Искандер Махмудов…
А.А.: Олег Дерипаска к черной металлургии тогда не имел никакого отношения. Искандер Махмудов – да. Ну и что? Есть Махмудов, занимающий определенную нишу. Есть Алишер Усманов (гендиректор «Газпроминвестхолдинга». – Прим. «Ко»). Меня это нисколько не смущало.
«Ко»: Металлургия привлекала вас возможностью извлечения высокого операционного дохода?
А.А.: Абсолютно нет. Это был шаг в серьезный производственный бизнес. В тот момент банковская сфера уже перестала быть высокодоходной. Банки начали становиться инструментом, а не предметом бизнеса. Стало очевидно, что целесообразнее размещать средства в производственном секторе.
Тем более что в случае с «Ностой» все происходило стихийно. К нам поступило предложение. Мы начали кредитовать этот комбинат, а в дальнейшем провели скупку акций.
«Ко»: Вы привлекали деньги под Автобанк, и в результате получилось, что не только не удалось поднять «Носту» (ваши недоброжелатели утверждают даже, что вся прибыль уводилась в офшоры), но и «сел» Автобанк…
А.А.: Автобанк не «сел». Посмотрите – во всех нынешних передрягах Автобанк даже не пошатнулся. У Автобанка очень серьезная основа. Это не отдельно взятые крупные клиенты, а средний и мелкий бизнес.
«Ко»: Может быть, устойчивость Автобанка в нынешней ситуации обусловлена тем, что в него закачивает деньги НИКОЙЛ?
А.А.: Я сильно сомневаюсь, что НИКОЙЛ, понимая, что не является законным владельцем Автобанка, будет вкачивать туда средства.
«Ко»: Но отделение Автобанка уже открылось даже в центральном офисе НИКОЙЛа на улице Ефремова…
А.А.: Руководители НИКОЙЛа прекрасно понимают, что Автобанк как ритейловый банк гораздо сильнее и мощнее. Ведь по большому счету НИКОЙЛ – кэптивный банк. Это скорее финансовая компания, нежели банк. Ему очень далеко до Автобанка по всем позициям.
«Ко»: Акции Автобанка до сих пор находятся в залоге у Центрального банка. Как там реагируют на сложившуюся ситуацию?
А.А.: Я думаю, что в процессе следствия этот вопрос будет задан руководителям ЦБ. Всем известно, что ведется уголовное дело, что есть проблема с передачей собственности. Тем не менее ЦБ подписывает документ, по которому акции без согласия реального владельца выводятся из-под залога, переписываются на другие компании, а затем снова передаются в залог.
«Ко»: В ЦБ ведь тоже есть юристы. Они, наверное, все проверили...
А.А.: Мы же знаем пример, когда судили высокопоставленного сотрудника ЦБ. Вспомните историю с Алексеевым. Значит, юристы куда-то не туда смотрят. Либо по недопониманию, либо умышленно.
«Ко»: Если бы НИКОЙЛ или другие «лукойловские» структуры предложили вам продать свой бизнес, вы бы согласились?
А.А.: В бизнесе все зависит от цены.
«Ко»: По крайней мере по части «Носты» вы сотрудничали с «лукойловскими» структурами. С банком «Петрокоммерц». У вас даже долги были перед этим банком.
А.А.: У меня не было никаких долгов. «Петрокоммерц» кредитовал «Носту». Но долг и кредит – это разные вещи. Никаких проблем до определенного момента не было.
«Ко»: «Носта» же не вернула деньги «Петрокоммерцу», после чего тот вынужден был забрать себе заложенные 27,5% акций комбината?
А.А.: Эти бумаги были заложены принадлежащими мне компаниями. После того как бизнес начал незаконно отчуждаться, «Петрокоммерц» решил себя обезопасить и продал эти акции. И, наверное, правильно сделал.
«Ко»: Когда Олег Дерипаска покупал «АвтоГАЗ», обращался ли он к вам с какими-нибудь предложениями по поводу Автобанка, «Ингосстраха» или «Носты»?
А.А.: В тот момент Дерипаска обращался конкретно ко мне, и мы конкретно с ним разговаривали по поводу 13% «газовских» акций, принадлежавших Автобанку. Мы договорились осуществить эту сделку осенью 2001 года. Но осенью все обернулось совсем по-другому.
«Ко»: Недавно было опубликовано ваше заявление на имя гендиректора «НАФТА-Москва» Александра Мосионжика о том, что вы не имеете претензий по поводу продажи акций Автобанка, «Ингосстраха» и «Носты».
А.А.: Фраза о том, что я не имею претензий, означает, что я не пойду с заявлением в правоохранительные органы по поводу совершенной преступной сделки в том случае, если мне будет возвращен бизнес. Они мне дали подписать эту бумагу, потому что прекрасно понимали, что совершили преступление.
Если бы речь шла об отсутствии финансовых претензий, это были бы кипы договоров, а не невнятная бумага, написанная с орфографическими ошибками.
«Ко»: Тем не менее вы ее подписали…
А.А.: Какую бумагу предложили, такую и подписал. Я рассматривал эту бумагу как гарантию возврата бизнеса.
«Ко»: Как мы понимаем, подписать эту бумагу предложила вам «НАФТА-Москва»?
А.А.: Что есть, то есть. Более подробную информацию я предоставил правоохранительным органам.
«Ко»: «НАФТА-Москва» еще летом 2001-го проявляла интерес к «Носте»…
А.А.: Сулейман Керимов решил тогда заняться металлургическим бизнесом и сделал оферту, которая меня удовлетворила. Представитель «НАФТА-Москва» Шахалиев подписал со мною меморандум о намерениях приобрести «Носту». Причем, заметьте, ни Гамзаев, ни Раевская в подписании этого документа не участвовали.
«Ко»: Автобанк и «Ингосстрах» вы тоже тогда собирались продавать?
А.А.: Разговор шел только о «Носте».
«Ко»: Получается, что всего за год вы успели разочароваться в инвестициях в металлургический бизнес?
А.А.: Ни в коем случае. Но сложно работать, когда с помощью лжебанкротств начинают захватывать бизнес. Отдельные личности и олигархические группы сделали своим делом отъем и захват чужого бизнеса.
Забираются лакомые куски, а то, что не нужно, распродается. Причем покупатели «второй очереди» тоже прекрасно понимают, что занимаются «скупкой краденого».
«Ко»: Кому, на ваш взгляд, больше свойственна такая стратегия: представителям так называемой Семьи или «питерским»?
А.А.: Я бы не стал проводить такого разграничения. Если люди понимают бизнес не как производство, не как создание чего-то нового, а как чистый захват и присвоение, то неважно, где они состоят – хоть в КПРФ, хоть в «Единстве». Ментальность-то у них не меняется.
«Ко»: Но ведь и вы Автобанк, «Ингосстрах» и «Носту» не сами создавали…
А.А.: Я их покупал. Тратил на них живые деньги. Я с начала 1990-х покупал акции Автобанка. И собрал контрольный пакет.
«Ко»: Почему вы выбрали в качестве объекта своих инвестиций именно Автобанк? Он же был не единственным банком?
А.А.: По стечению обстоятельств. Так получилось, что я обратился в Автобанк за получением кредита на строительство «Крестовского пушно-мехового комплекса». Они проверили залоги и начали кредитовать. Потом я перевел на обслуживание в Автобанк все свои компании. На тот момент у меня их было больше десятка.
В дальнейшем, когда Автобанк проводил эмиссии, его акции навязывались всем клиентам. И «Крестовский пушно-меховой комплекс», директором и собственником которого я был, стал первым юридическим лицом, которое сумело аккумулировать у себя более 10% акций Автобанка.
Потом акции Автобанка стали приносить серьезные дивиденды. Была инфляция, процентные ставки резко ползли вверх. Автобанк выплачивал до 700% годовых. Эти деньги я опять вкладывал в развитие Автобанка и «Ингосстраха».
«Ко»: В ходе приватизации «Ингосстраха», кажется, была реализована довольно забавная схема, позволившая Автобанку получить контроль над компанией…
А.А.: Забавной схемы не было. В 1992 году «Ингосстрах» начал приватизироваться. Но никто не хотел выкупать его акции.
Владимир Петрович Кругляк, в то время руководивший «Ингосстрахом», был также членом совета директоров Автобанка. На одном из заседаний он мне говорит: «Помоги, купи, иначе приватизация срывается».
Тогда я выкупил часть акций на свои компании, а 35% – на Автобанк. В дальнейшем пакет акций «Ингосстраха», принадлежащий моим компаниям, увеличивался в результате дополнительных эмиссий.
«Ко»: Неужели никто не понимал, что такое «Ингосстрах»?
А.А.: Никто. Как от огня все шарахались. Только потом народ заинтересовался. А когда продавались алюминиевые комбинаты – кому был нужен «Ингосстрах»?
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
