Если кризис случится сейчас, это лучше, чем через год
Устойчивость экономики России к кризису будет ухудшаться год от года – считает руководитель Центра Развития Высшей школы экономики Наталья Акиндинова.
- Наталья Васильевна, на фоне последних биржевых сводок и скачков рубля вы ждете кризиса в краткосрочной перспективе или в среднесрочной?
- Вероятность того, что новый кризис случится в течение ближайшего года, довольно высока. При этом я считаю, что если кризис начнется прямо сейчас, то для нашей экономики это лучше, чем через год, тем более чем через два или три. Пока еще у нас более-менее сбалансированный бюджет и есть резервы. Но если ситуация, когда неопределенность в мировой экономике сочетается с непоследовательностью экономической политики нашего правительства затянется, то с каждым годом параметры устойчивости экономики России к кризису будут ухудшаться. Возможно, скорое наступление кризиса сподвигло бы власти на более решительные действия.
- На какие шаги? Почему власти медлят?
- Когда создавалась "Стратегия-2020", ожидалось, что после выборов у Владимира Путина будет карт-бланш на проведение социальных реформ. Сейчас же понятно: менять надо многое, но попробуй что-то тронь! Любые шаги правительства воспринимаются в штыки, в стране кризис доверия к власти. Пока в основном он проявляется в столице, но уже осенью с ростом тарифов на услуги ЖКХ, повышением акцизов на алкоголь, введением новых образовательных стандартов недовольство грозит перекинуться на регионы. Даже несмотря на то, что частично эти меры компенсируются повышением зарплат в бюджетной сфере.
- Вы согласны с радикальными оценками, что до 80% бюджета - это неснижаемые обязательства?
- По международным меркам, у нас в бюджетных и военизированных секторах избыточная занятость. Да и параметры повышения зарплат и пенсий, особенно для силовиков, которые сегодня приняты, гораздо выше, чем те, что предлагали разработчики "Стратегии-2020". Если бы повышение оплаты труда до уровня "эффективного контракта" сопровождалось сокращением лишней занятости, рост обязательств можно было бы как-то пережить. Поскольку в России с советских времен сохранились неприлично маленькие относительно других секторов экономики зарплаты в здравоохранении и образовании, это неравенство нужно сокращать. Однако уже сейчас в бюджете предусмотрены настолько большие пенсионные и оборонные обязательства, что, если цена на нефть не будет расти каждый год на $8-9, правительство не сможет выполнить все задуманное при бездефицитном бюджете. А Владимир Путин требует сделать его таким до 2015 г.
Бюжетная политика уже сейчас выглядит невнятной. Только что по текущему году внесены поправки, увеличивающие до $115 за баррель цену нефти, заложенную в расчет доходов, притом что сейчас цены снижаются. Отчасти потери компенсируются ростом курса доллара, к которому привязаны нефтегазовые доходы. Но поскольку растущий приток валюты в рамках существующей модели роста необходим для стимулирования нашего внутреннего спроса, в том числе путем перераспределения средств через бюджет, то сокращение или просто стагнация таких поступлений приводит к негативной реакции в виде замедления роста экономики.
Случись кризис сегодня, пришлось бы пойти на секвестрирование госпрограммы вооружений или хотя бы растянуть ее во времени. Эксперты "Стратегии-2020" возражали против гипертрофированного развития ОПК, предлагалось 20 трлн руб. до 2020 г. сокращать хотя бы по 0,5% ВВП в годовом выражении, ведь наши предприятия, включая пресловутый Уралвагонзавод, объективно не готовы поставлять современные вооружения.
Также и по пенсионной системе необходимы конкретные решения, затягивать которые уже недопустимо.
- Судя по инаугурационным указам Владимира Путина, у власти - мегацели. Хоть что-то там выполнимо?
- Я была удивлена, увидев цифры в президентских указах. Наша группа систематически занимается прогнозированием, и наши прогнозы, как, впрочем, и у других коллег-макроэкономистов, гораздо скромнее. Увеличение к 2018 г. производительности труда в полтора раза - это 7% в год. Но данный показатель жестко связан с темпами роста экономики, которые, согласно регулярным опросам ведущих экономистов, обобщенным в консенсус-прогнозах Центра развития, не превысят 3,5-4% в год. Отдельные оптимисты говорят о повышении до 5-6%, но только к концу периода. Возникает скепсис: то ли задача недостаточно компетентно поставлена, то ли не предполагается ее достижение.
Впрочем, идеология посланий понятна: модель роста ориентирована на большие инвестиции. Предполагается увеличение нормы инвестирования с нынешних 19-20% ВВП до 25% к 2015 г., а к 2018 г. - до 27%.
- Кто же инвестор?
- Предполагается очень значительное и быстрое их повышение, и понятно, что не за счет бюджета. Пока, как мы видим, у нас очень плохой инвестклимат. Наши предприниматели не готовы вкладывать существенные суммы на более-менее длительные сроки, не говоря уже об иностранных инвесторах. По прогнозам, прошлогодний показатель оттока капитала будет перекрыт и в 2012 г. составит около $100 млрд ($84,2 млрд в 2011 г.). То есть и это условие для роста производительности труда невыполнимо.
- А создание 25 млн рабочих мест в новой экономике выполнимо?
- Тоже не очень понятно, откуда взялась эта цифра. Это около 40% всех рабочих мест, существующих в нашей экономике. Конечно, имеются в виду не новые рабочие места - их просто будет некем занять; предполагается, что происходит технологическое обновление, и вместо отмирающих, устаревших бизнесов создаются новые. В сфере услуг, например, они и сейчас активно создаются, но этот процесс должен распространиться также на сельское хозяйство, промышленность, транспорт. По сути, обновление рабочих мест должно стать следствием так называемого инновационного развития всех секторов экономики без исключения.
- Вопрос: а кому такая задача ставится? В нынешней парадигме на бизнес реально повлиять?
- Повлиять можно только через один показатель - инвестиционные рейтинги, присваиваемые иностранными агентствами. И на 90% место России в этих рейтингах зависит от усилий государства: это и налоговые условия, и процедуры администрирования, и сроки получения согласований на строительство, и удобство таможенных процедур. Конечно, подняться со 120-го на 20-е место в рейтинге Doing Business - очень амбициозная задача... Необходимо в этом направлении двигаться, держа в уме, что ни одна крупная страна таких скачков не совершала. Однако движение к этой цели более всего способно приблизить осуществление остальных.
К сожалению, сейчас движение у нас, скорее, в противоположном направлении. В указах записано совершенствование технических процедур, но успешность этой политики ограничена свойствами нашей бюрократии, которой как раз барьеры для бизнеса и помогают зарабатывать на жизнь. Бюрократы будут сопротивляться.
В законах можно построить ловушки для коррупции и какие-то барьеры снять, особенно те, которые туда были сознательно встроены, однако практика показывает, что в последние двадцать лет они только разрастались. Нужен принципиально другой подход к чиновникам. Но системной борьбы с коррупцией у нас нет. Есть отдельные коррупционные дела.
- ...которые наводят на мысль, что кому-то понадобилось освободить теплое местечко для своих... Поговорим об оттоке капитала. Кто сейчас выводит деньги?
- Компонентов много, это же сальдо - приток минус отток по всем каналам... У нас по сравнению с теми же Бразилией, Индией, Китаем пренебрежимо мала доля прямых инвестиций, и была до кризиса большая доля ссуд и займов, а также спекулятивного капитала. Сейчас это соотношение еще больше увеличилось в сторону спекуляций.
- А кто вообще инвестор в нашей стране? Есть некая качественная середина между биржевыми спекулянтами и производителями, получившими налоговые отсрочки и субсидии на десять лет?
- К сожалению, недостаток нормальных условий в части бизнес-климата (отсутствие действующих механизмов защиты акционеров, проблемы судебной системы, коррупция) приводят к тому, что единственное, чем можно инвестора заманить, это дать денег, то есть очень длительные, можно сказать, без отдачи, налоговые льготы и субсидии. Но если сюда инвесторов привели не долгосрочные экономические соображения, велики риски, что, когда льготы и субсидии кончатся, они уйдут. Потому что приходили они, чтобы заработать "в процессе", а не по результату. Негативный отбор очень даже возможен.
Беда нашей экономики - всеобщая погоня за рентой - заражает, в том числе, и западных инвесторов. Ищется самый легкий способ приобщиться к государственным деньгам, а не вложить свои.
Радует одно: теперь борьба за каждую копейку - в нашем случае за кусочки ренты - будет обостряться. Для целых секторов это явится стимулом больше заниматься производственной деятельностью.
- Вы общаетесь с инвесторами и, наверное, понимаете, чего они ждут?
- При президенте Дмитрии Медведеве часто проводились встречи с иностранными инвесторами, сейчас, наверное, они тоже будут. И в ходе обсуждения отчетливо видно: люди разговаривают на разных языках. Иностранцы - о том, что нужны институты, права человека, что "предприниматели должны быть нашими героями". А отечественные руководители начинают заводить свою песню: если что, мы можем поговорить о преференциях. Это - государственная политика.
Причем дают преференции иностранцам и перед отечественными производителями, вытесняя наших, способных что-то сделать. В других странах БРИК такого нет. Там виден реальный приток иностранных инвестиций в производства экспортной ориентации. Каждая из стран имеет свою специализацию, и это не сырье, а продукция глубокой переработки или, например, программное обеспечение - товары с высокой добавленной стоимостью, которые они производят лучше и дешевле по сравнению с другими странами мира.
- По вашим подсчетам, сколько нужно россиян, чтобы обслуживать сырьевую экономику? Я слышала оценки в 7% населения, включая тех, кто кормит и "стрижет" нефтяников.
- С членами их семей это порядка 20% населения. Для сырьевой экономики в том виде, в котором она у нас существовала предыдущие десять лет, характерно, что сектор услуг вполне может процветать. Он показывал опережающее развитие, оно и далее возможно при терпимых условиях для малого и среднего бизнеса - потенциал роста большой. Но сектору торгуемых товаров, всем, кто конкурирует с импортом, по-прежнему сложно развиваться.
- Ситуационная политика монетарных властей разумна? Вот мы держали инфляцию "к выборам", хлоп - и теперь резкий рост тарифов на фоне обесценения рубля и общей нестабильности.
- Таргетирование инфляции - стандартная политика для центральных банков, а низкая инфляция - благо с точки зрения склонности к сбережению, инвестированию. Другое дело, что с нашей структурой экономики вряд ли стоит ожидать, что инфляция когда-то опустится до 2-3%, 4-5% - наш предел. Сейчас она ниже, но это несколько искусственная ситуация.
Конечно, рост тарифов (с 1 июля. - Прим. "Ко") увеличит экономические издержки всех внутренних производителей, снижая нашу конкурентосопобность. Что касается валютного курса, то когда-то мы проводили эмпирическое исследование о влиянии динамики курса на отдельные отрасли. Выяснилось, что среди торгуемых секторов, конкурирующих с импортом и теоретически заинтересованных в слабом рубле, есть более и менее чувствительные к изменениям валютного курса.
К первой группе относятся производители судов и самолетов, автомобилей, одежды, мебели, а другие отрасли - такие, как пищевая промышленность и производство текстиля - менее чувствительны. Также практически нечувствительны к динамике курса производители экспортных товаров, для них главное - цены.
Но отрасли, которым нужны инвестиции на закупку иностранных технологий и техники, при ослаблении курса теряют возможности технологического обновления.
- Очевидно, что единая стратегия невозможна. Не проще ли давать точечные преференции тем, кто нуждается в модернизации, и держать рубль?
- Низкая инфляция - универсальный инструмент, и она выгодна всем, в отличие от точечных мер. Что касается преференций, самое сложное - увязать их с эффективностью производства, с перспективами достижения конкурентоспособности.
- У нас экономические аксиомы не работают. Везде частная собственность - наиболее выгодная. Мы десять лет занимались разгосударствлением в энергетике, а тарифы растут. Теперь начали собирать активы обратно...
- Здесь разные аспекты работают. Конечно, частная собственность эффективнее государственной, но в нашей экономике, основная проблема которой - низкий уровень конкуренции и высокий - монополизации, все компании ТЭКа, как государственные, так и частные, часто неэффективны, их расходы нерациональны, внутри компаний процветает воровство. Их не давит конкуренция. Они совершенно расслаблены. И ситуация не изменится до тех пор, пока их руководители не попадут в условия, когда нет иного выхода, кроме снижения издержек.
- Вытекающий отсюда вопрос о приватизации госактивов: надо? Или сейчас не время, дорого не продашься? Обозначают продажу пакета Сбербанка, шла речь об РЖД, "Ростехнологиях".
- Мы можем не успеть дождаться растущего рынка. У нас сложная бюджетная ситуация. До Греции нам, конечно, далеко, там с бюджетом все гораздо более жестко, чем у нас, но риски растут.
Что до перспектив приватизации, тут нет единой модели. Инфраструктурные отрасли, в принципе, с трудом разгосударствляются, хотя это возможно. Есть в мире и частные железные дороги. Надо к этому вопросу подходить без догматизма.
В России доля государства избыточна во многих секторах, поэтому приватизировать надо. Однако во избежание проблем это должно сопровождаться явными сдвигами в качестве корпоративного управления. Скажем, путем давления на менеджмент, в том числе через мелких собственников. Но мы видим, как "система" сопротивляется вмешательству путем принятия законов (о Национальном депозитарии, о бирже. - Прим. "Ко").
В статье Путина и его указах были наставления до 2016 г. приватизировать госкорпорации, такие как "Ростехнологии", ОАК.
- Кто же это купит?
- Кто купит - отдельный вопрос. Эти компании были созданы, чтобы реализовать модернизационные стремления чиновников, сторонников реиндустриализации. Но для высшего руководства не очень принципиально, что происходит с этими компаниями, они - игрушка.
В нефтегазовом секторе не идет речи о приватизации, естественные монополии выведены "за скобки". Приватизация принимает вид некой схемы, когда одни госкомпании продаются другим, да еще и консолидируются под общей "шапкой". Ничего реально похожего на приватизацию там не предполагается.
- Власти не понимают последствий решений или это предельный уровень цинизма?
- Одно время у меня было ощущение, что власти хотели бы что-то изменить, но не получается, поскольку они сами рабы этой системы. А сейчас я думаю: у них нет понимания того, насколько важна реальная система сдержек-противовесов, контроля над властью, зато есть инстинкт самосохранения.
- Вы понимаете, как будет работать открытое правительство?
- Наши либеральные экономисты сохранили часть иллюзий, что удастся убедить руководство в собственной правоте. Действительно, очень сложно понять, почему же ничего не происходит. Эксперты, сталкивающиеся с реальностью, как и некоторые благоразумные чиновники среднего уровня, понимают, что система не работает и дальше идти некуда. Им кажется, что стоит донести это до начальства, и оно поймет: так жить нельзя. Это ошибка. И политические события последних месяцев показывают, что надежды необоснованные. Открытое правительство - это, скорее, некий способ занять людей, обеспечить им сознание собственной значимости.
- А либеральные советники по всем отраслям и видам деятельности, те же Дворкович и Набиуллина, на что?
- Как я понимаю, все готовы всех выслушать, и даже с удовольствием. Это стало некой формой выпускания пара в правительстве, где работают люди с диаметрально противоположными взглядами. Руководитель всех выслушает, чтобы понять расклад. Но решение принимается лично им, и все модернизационные посылы имеют некие пределы: наши власти точно чувствуют, с какого момента эти реформы могут угрожать их безопасности, равновесию и стабильности, которая там внутри достигнута. Поэтому мы и ходим кругами.
- А в банковской сфере? Вам не кажется, что наша банковская отрасль скоро "посыплется"?
- Она держится на рефинансировании ЦБ и госбанках, несмотря ни на что наращивающих кредитование. Коммерческие банки чувствуют себя неуверенно. Активное вмешательство в систему на этой стадии с той же приватизацией Сбербанка способно нарушить равновесие. Моя позиция в том, что приватизировать госбанки надо. Но не в том виде, как сейчас, когда они мало того что государственные, а еще и монополисты. Если бы с меня спросили реформу, я бы пошла по мягкому варианту: постепенно уменьшить долю государства в Сбербанке до блокирующего пакета. А ВТБ, "Россельхоз" и все, что с ними аффилировано, - продать.
- Вы не поддерживаете идею оставить "Россельхоз" в виде агента по выдаче кредитов сельхозпроизводителям?
- Я не очень одобряю тренд по созданию специализированных структур под любую задачу. Для нашей экономики это очень характерно: вместо того, чтобы заставить работать институт так, как он должен работать, создается квазиинститут. Все эти агентства априори не рыночные. Хотя для сельского хозяйства, может быть, и стоит сделать исключение из соображений продовольственной безопасности. Но кредитования, помимо банковской системы, быть не должно: государству надо договариваться с частными банками об особых условиях для конкретных отраслей, включая госгарантии, субсидирование процентных ставок. Это создаст конкуренцию, а не жизнь по законам бюрократии.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
