архив

Счастливчик из Кочабамбы

Когда разговор заходит о крупных бизнесменах, хоть прошлого, хоть настоящего, по большей части как-то само собой разумеется, что речь будет идти об американцах или европейцах. А это не совсем справедливо.

 Хотя бы по отношению к боливийцу Симону Итурри Патиньо (1860 - 1947). В годы его жизни еще не было списка Forbes, но многие считают, что в период Второй мировой войны, на которые пришелся расцвет империи Патиньо, он входил в пятерку самых богатых людей мира. А ведь, как говорится, ничто не предвещало...

ИЗ ГРЯЗИ В КНЯЗИ

   Из грязи в князи - это точно про Симона Патиньо. Родился он в одном из крупнейших боливийских городов - в Кочабамбе, административном центре одноименного департамента, расположенного в долине, окруженной высокими горами. Именно с них в свое время спустился в Кочабамбу отец Симона, индеец Эухенио Итурри. В Кочабамбе царила бедность, и большинство горожан даже ходили босиком. Поэтому работы у Эухенио, освоившего профессию сапожника, было немного. Денег едва хватало на пропитание жены, испанки Марии Патиньо, и детей, одним из которых и был Симон. Детство его ничем не отличалось от детства тысяч таких же, как он. Разве что потом судьба оказалась к нему куда более благосклонной. Симону повезло, он устроился в маленькую лавку, торговавшую продуктами и всякой всячиной. Симон был на седьмом небе от счастья, а будущее представлялось ему прекрасным. Тем более что он женился и обзавелся двумя дочерьми и сыном.
   Большинство же жителей Кочабамбы были старателями, искавшими в окрестных горах золото и серебро. Искали серебро и индейцы, часто спускавшиеся в город за припасами и инструментами. И вот однажды Симон забыл предостережения хозяина, часто говорившего, что со старателями, особенно индейцами, нужно держать ухо востро. Поверив в россказни одного из них о несметных сокровищах, таившихся в недрах его участка, Симон опрометчиво и втайне от хозяина магазинчика отпустил ему товаров в долг.
   Все вскрылось, когда кредит вырос до серьезных по меркам Кочабамбы 192 песо ($250). Гнев хозяина не знал границ. Деньги надо было возвращать любой ценой, и молодой человек отправился в горы к индейцу-должнику. Денег у того, конечно, не было. Единственное, чем он мог помочь Симону - в счет долга отдать ему документ о праве собственности на участок на горе Ллаллагуа с небольшой шахтой на нем, прибавив на прощанье, что, мол, через много лет Симон будет вспоминать этот день как самый важный в жизни. Лавочника, однако, сделка не устроила, и, окончательно рассвирепев, он вышвырнул Симона вон, запустив ему вслед документ. Изгнанному не оставалось ничего другого, кроме как вместе с женой пытаться освоить новые "владения". Дальше все было, как в приключениях золотоискателей из рассказов Джека Лондона, с той лишь разницей, что дело происходило не на севере Америки, в Клондайке, а на юге, в боливийских Андах.
   Впрочем, условия там были не лучше, чем на Аляске. Жить пришлось на высоте 4000 метров, сначала в палатке, а затем в жалкой хижине, сооруженной из подручных материалов. Вместе с людьми в лачуге жила и лама, бывшая важным членом их семьи: она исправно выполняла обязанности носильщика и поставляла навоз, служивший топливом для обогрева и приготовления еды. Питьевую воду добывали, растопив снег. Симон упрямо долбил мерзлую землю киркой, а жена Альбина грузила куски породы в мешки и на ламе отвозила к палатке. Когда же муж падал от усталости, она подменяла его и сама брала в руки кирку. Ни серебра, ни тем более золота, о которых говорил индеец, на участке не было. Время от времени им попадались куски породы с вкраплениями светло-синего металла - олова, за которое тоже можно было выручить деньги. Симон регулярно спускался в Кочабамбу, продавал оловянную руду и, купив на выручку продукты и припасы, вновь поднимался в горы. Кстати, тот самый хозяин лавки не оставлял его в покое, пока тот не выплатил долг до последнего из 192 песо, да еще при встрече норовил обозвать Симона пообиднее, крича, что в люди тому никогда не выбиться.
   Это свое мнение ему пришлось изменить на рубеже XIX - XX веков, когда вся Кочабамба заговорила о невероятном: Симон наткнулся в горах на жилу с невиданно высоким содержанием металла в 54 - 60%. И хотя это было не золото и даже не серебро, а олово, находка мигом превратила его в очень богатого по местным меркам человека.
   

ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ

   О таких деньгах Симон никогда даже не мечтал. Спрос на олово в начале XX века, когда начали стремительно развиваться автомобильная промышленность и производство жестяной тары для консервов, был очень высокий. В Европе запасы металла к тому времени сильно истощились, а малазийские рудники только начинали разрабатывать. Так что обнаружение в Боливии олова, потребность в котором тогда росла не по дням, а по часам, оказалось для мировой промышленности очень кстати.
   Следующие десять лет Симон Патиньо уже не махал киркой и не пил воду из снега. Он стал хозяином, на которого работали сначала десятки, а потом и сотни рабочих. Тут-то и проявились организаторские способности Патиньо, уже доказавшего, что он умеет терпеть лишения, работать не покладая рук и не отчаиваться в трудную минуту.
   Через год после открытия Сальвадоры (спасительница - так Патиньо назвал найденную жилу) американская компания Guggenheim предложила за нее немалые по тем временам $350 000. Симон, наверное, в первый и, пожалуй, в последний раз проявил слабость и согласился было продать рудник, но от опрометчивого шага его уберегла жена, которая, как рассказывали, буквально вырвала перо из руки мужа, когда тот уже готовился подписать договор. Позднее Патиньо постепенно скупил не только все оловянные рудники в Кочабамбе, но и значительную часть остальных по всей Боливии, включая и самые большие на планете подземные оловянные рудники Катави и Гуануни.
   Симон стремился взять под контроль весь процесс производства олова, можно сказать, строил вертикально интегрированный холдинг. Он приобретал оловоплавильные заводы в Великобритании и Германии, а затем, когда выяснилось, что малазийские рудники могут давать больше высококачественного металла, чем его боливийские, купил контрольный пакет акций английской компании British Tin Investment Corp., владевшей десятью самыми крупными месторождениями в Малайзии.
   К 20-м годам XX века Симон Патиньо в основном завершил формирование своей "оловянной" империи. Во главе ее стояла холдинговая компания Patino Mines & Enterprises Consolidated Inc., акции которой торговались на биржах в Нью-Йорке и Лондоне. Симона по праву называли "королем олова" и Рокфеллером Анд. Впрочем, второе прозвище быстро стало неточным: с 1912 года он постоянно курсировал между Боливией и Европой, а в 1924-м окончательно осел в Париже.
   

НЕ СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

   Говорили, что Патиньо покинул родину по состоянию здоровья. Однако истинной причиной отъезда стало нежелание боливийской знати признать Симона равным. Тщеславие оказалось слабым местом "оловянного короля". Несмотря на этот неофициальный титул, боливийские дворяне упрямо отказывались принимать в свои ряды низкорослого выскочку с грубоватыми манерами, который с трудом писал и читал. Спесь аристократов не смогли побороть даже миллионы Патиньо, которые, однако, придали ему немалый вес в политической жизни Боливии: налоги с его рудников были одной из главных доходных статьей госбюджета. В сердцах Симон Патиньо заявил, что ноги его больше не будет в этой "неблагодарной" стране, и сдержал свое слово. Последнюю четверть века своей жизни он в Боливии не был, что, впрочем, не помешало ему построить на родине три роскошных особняка на всякий случай.
   После 1924 года Симон управлял своими многочисленными рудниками и заводами из парижского особняка, из шато в Ницце, с виллы в Биаррице и с борта яхты. Точных размеров состояния Патиньо никто не знает, но считается, что в середине 20-х годов, когда ему принадлежало свыше 40 оловянных рудников только в Боливии, оно превышало полмиллиарда долларов. В 1926 году боливийское правительство назначило его сначала послом в Испании, а затем и во Франции, где на свои деньги он купил особняк под посольство, которое полностью и содержал.
   Европейские аристократы оказались не так спесивы, как боливийские. Они сделали вид, что поверили в нарисованное Симоном генеалогическое древо, корни которого якобы уходили вглубь веков к вымышленным знатным родам Кастилии. Своего сына и наследника Антенора он женил на племяннице испанского короля Альфонса XIII, одну дочь выдал за испанского маркиза, а вторую - за французского графа.
   Между тем из-за перепроизводства олова цена на него к 1930 году резко упала. Обеспокоенные производители металла из Великобритании и Голландии во главе с Патиньо объединились, быстро скупили "избыток" в 21 000 тонн и ограничили добычу. В результате к 1934 году цена на олово поднялась. Симон Патиньо оставался лидером отрасли до конца Второй мировой войны, когда британские и голландские партнеры обвинили его в слишком тесных связях с немецкими компаниями в военный период и вышли из картеля, фактически развалив его.
   В 1947 году Симон Патиньо скончался в Буэнос-Айресе. Похоронили его в просторной величественной гробнице из голубого мрамора высоко в горах, недалеко от того места, где он родился почти 90 годами ранее.
   Остается только удивляться тому, что боливийский индеец - без денег, образования, связей и перспектив - сумел не только ухватить за хвост свою "оловянную" птицу счастья, но и удерживать ее всю жизнь, проявив природные ум и цепкость, практичность и здравомыслие, обернув к своей пользе даже собственное самолюбие, тщеславие и беспринципность.